Школа двойников (1 и 2 части)

Неопределенное "сколько-то" больно царапнуло слух профессионального оперативника, он понял, что работа предстоит непростая. Тяжело допрашивать насчет кражи человека, точно не знающего, сколько у него денег в кошельке.

Лизавета немедленно подтвердила наихудшие его опасения:

- Никогда не помню, сколько у меня денег. Это у нас наследственное, бабушка тоже не помнит.

Так просто сдаваться Васильев не привык.

- Другие ценности были?

- Вот. - Лизавета показала на стол, за которым расположился милиционер с протоколом.

- Что - "вот"? - Кроме фарфоровой посуды, стаканов, какого-то хрустального флакона и его собственных бумаг на столе ничего не было.

- Сервиз кофейный, саксонский, конец восемнадцатого века...

- А-а-а. - Васильев подозрительно оглядел изящные хрупкие чашечки с блеклыми сиреневыми цветочками на боках. Рядом на фарфоровом же подносике стояли кофейник, сахарница, молочник. - Понятно, антиквариат. Не пропали?

- Как видите!

- Еще что-нибудь?

Лизавета подошла к горке и заглянула в нее:

- Вот еще подставка для торта, тоже восемнадцатый век, бисквит. - Она достала из-за стекла затейливый белый кругляш - вроде тарелка, но плоская, с этаким венком из рельефных розочек по краю.

Васильев проводил Лизавету подозрительным взглядом.

- Она ведь на месте. А бисквит что - съели? Это уголовно ненаказуемо.

- Бисквит - это сорт фарфора, не покрытого глазурью.

- Тем более ненаказуемо! Еще что? - требовательно повторил оперативник.

Лизавета пошарила глазами вокруг. Еще раньше, до прихода милиции, она заметила на полу бабушкину заветную шкатулку.

Вот она! Сундучок из розового дерева с серебряной инкрустацией на крышке. Старый мастер украсил крышку шкатулки стилизованными букетиками ландыши, ромашки, розы. В таких шкатулках девицы хранили любовные записки, засушенные бутоньерки, медальоны, скрывающие прядь любимых волос, и прочую очень личную сентиментальную дребедень.

Лизаветина бабушка тоже прятала в шкатулке розового дерева воспоминания - золотые часы ее отца, Лизаветиного прадеда, с благодарственной гравировкой "За проведение переписи населения в Самарской губернии"; кольцо с бриллиантом, подаренное бабушке первым мужем, тогда еще женихом, на помолвку; ожерелье с жемчугом и сапфирами - свадебный подарок от его семьи; такой же браслет и серьги - их Мария Дмитриевна получила от умирающей свекрови. Драгоценности передавались в семье из поколения в поколение. В той же шкатулке лежали бабушкин диплом и аттестаты из Смольного и школы. Дедушкины деловые бумаги, всевозможные справки, удостоверения, выписки из трудовых книжек, более ранние послужные списки - дедушка был гораздо старше Лизаветиной бабушки и успел поработать еще при царском режиме. Туда же бабушка складывала все прочие документы, в том числе Лизаветино свидетельство о рождении и ее университетский диплом.

Кстати, положив в шкатулку диплом, она извлекла из нее дивное кольцо старинной работы, с гранатами, которое теперь Лизавета носила не снимая.

Она подняла шкатулку, заглянула в нее, потом протянула оперативнику:

- Тут лежали бабушкины драгоценности. Вроде все на месте... Документы тут еще были. Я так, на глазок, не могу сказать, но тоже, кажется, ничего не тронули.

Васильев раскрыл футляры с ожерельем, браслетом и серьгами, полюбовался игрой камней.

- Красиво! Вам, я должен сказать, повезло! Интересно, почему их это не заинтересовало? - Теперь он смотрел на Лизавету пронзительно, словно она была в сговоре с преступниками и выторговала эти побрякушки.

- Не знаю...

- Еще что-нибудь исчезло? - Васильев и спрашивал пронзительно, почти злобно.

Лизавета пошла в свою комнату, осторожно перешагивая через одежные клубки и книжные горы.

В ее комнате тоже все разбросали. Точнее, выкинули на пол то, что обычно прячется в шкафах и на полках. В Лизаветиной комнате книжно-одежный разор был присыпан исписанными листами - неизвестные раскидали ее черновики и газетно-журнальные вырезки. Письменный стол чернел пустыми провалами ящиков и полок. Стоящий на нем компьютер был почему-то включен. Лизавета выбрала в качестве заставки моментальный снимок Андре Агасси. Фотограф не просто поймал блестящий удар великого теннисиста, он умудрился поймать победу - победу, сиявшую в его черных глазах и на полулысой голове, победу в напружиненных мышцах рук и ног. Как олицетворение победы и выбрала этот снимок Лизавета. Но сейчас даже от него веяло поражением.

- Ага, видеоаппартура на месте, и компьютер тоже! - Оперативник прошел следом за Лизаветой.

- Не могу сообразить... - Лизавета наткнулась глазами на ворох собственного бельишка, валявшийся в центре комнаты, и совсем обессилела. Кто-то с липкими руками и глазами ворвался в ее жизнь, в жизнь ее бабушки, кто-то копался в ее белье и в бабушкиных девичьих письмах, проверял, какие файлы она прячет в компьютере, рассматривал косметику в ванной и лекарства в аптечке.

Косметика - Лизавета, если могла, покупала английскую продукцию - и ее собственные украшения были рассыпаны рядом с письменным столом. Она нагнулась к коробочкам.