Школа двойников

– Я не сама про арест придумала – вот тассовка. – Лизавета протянула ему листок с сообщением Интерфакса.

Действительно, скупым информационным языком там было написано о блестяще проведенной операции по задержанию незаконного груза и преступника с депутатским мандатом.

– Тут что-то не так… – Саша закусил губу. – Я не могу сообразить, но депутат…

– Действительно, как его задержали, если у него депутатский иммунитет, неприкосновенность? – встрепенулся Савва. – Я как-то сразу не сообразил!

– Может, когда их хватают с поличным, неприкосновенность не действует?

– Или на его арест получили специальное разрешение?

– Заранее? – засомневалась Лизавета. – Маловероятно. И вообще, они в Думе своих не сдают, кодекс чести. Поэтому Думу и называют самой надежной крышей в России.

Саша Маневич крутил в пальцах бокал и, казалось, не прислушивался к спору товарищей.

– Подозрительная история. В то, что он бросился в бега, верю сразу и безоговорочно. А насчет контрабанды… Он же, когда я его видел, от собственной тени шарахался. Озирался так, будто за ним гонятся представители всех спецслужб мира. И в такой ситуации везти контрабанду… Нет! Его подставили, этот осмий ему подкинули! Вообще, у меня странное чувство – будто кто-то обрубает концы. – Саша вскочил и принялся вышагивать по кабинету. Он всегда ходил слегка косолапя и размахивая руками, а сейчас от волнения и вовсе стал похожим на озабоченного бурого медвежонка – плотненький, угрюмый, озабоченный. – Смотрите. Помощник депутата Поливанова умирает от инсульта, причем, как мне сказал врач в ЦКБ, картина инсульта – классическая…

– Атония, арефлексия, плавающие зрачки, – подхватила Лизавета. – Нам врач сказал то же самое, когда мы о Леночке расспрашивали…

– Вот и я об этом. Умирает, сказав про школу двойников…

– А Леночку пригласили куда-то поработать, когда выяснилось, что она умеет делать портретный грим…

– И тоже инсульт. А приятель Поливанова Зотов сначала дает интервью, в котором предполагает, что помощник этот умер не своей смертью, а потом страшно пугается и уже ни про свое интервью, ни про что другое слышать не может и не хочет. Он был на самом деле напуган до полусмерти. Я-то видел!

– И этот напуганный до полусмерти человек вдруг ввязывается в контрабанду и попадает в тюрьму. Бред, конечно, – вздохнула Лизавета.

Все помолчали. Потом Савва, самый из них нетерпеливый, несмотря на внешнюю солидность и серьезность, произнес:

– Надо что-то делать. Может, мне в Новгород съездить? К этому Поливанову?

– Я, как из Москвы приехал, сразу позвонил коллегам в новгородскую компанию «Вече». В Новгороде Поливанов не появлялся. А в те дни, когда его секретарь вежливо посылала всех интересующихся к месту избрания думца Поливанова, тот и не думал общаться с избирателями… В Москве он тоже не появился. По крайней мере, официально!

– Тогда надо снова поговорить с этим продюсером Новоситцева. Как там его фамилия? Целуев? Спросить, зачем нанимал Леночку, зачем ему понадобился портретный грим… для каких таких двойников… А то у нас вокруг этой школы двойников слишком много покойников, арестованных и запуганных!

Не успел Савва договорить, как Лизавета ойкнула и опрометью кинулась к своему столу. Судорожно выдвинула верхний ящик и принялась выкидывать оттуда записные книжки и визитницы.

У каждого журналиста накапливается невиданное и неслыханное количество телефонов и визитных карточек. Причем, как правило, на них зафиксированы телефоны и адреса совершенно незнакомых людей. Не то чтобы совсем незнакомых, а посторонних. Кого-то когда-то снимал или интервьюировал, с кем-то встретился на митинге, с кем-то разговорился на заседании правительства, кого-то узнал в ходе забастовки. Журналистика – это прежде всего общение, причем общение чаще всего с незнакомыми людьми.

Многие журналисты легко теряются в этих адресно-телефонных Кордильерах. Есть, разумеется, педанты, еженедельно или ежемесячно проводящие строгую ревизию, у них каждое имя и каждый номер телефона тщательно пронумерованы и классифицированы. А есть безалаберные особы, которые хранят все или почти все. Кто-то – от лени, кто-то – на всякий случай. Лизавета была из их числа. Она иногда бралась за разбор телефонного архива и тут же бросала это занятие, поскольку никак не могла решить, какую визитку можно отправить в мусорную корзину, а какую лучше приберечь. Ей казалось, что, выбросив адрес, она обидит кого-то, кто рассчитывал на нее, на ее журналистское внимание.

Конечно, у нее имелось нечто вроде личной записной книжки, в которой были собраны координаты родственников, друзей и приятелей. Остальные же телефоны копились в левом верхнем ящике рабочего стола. И именно эти завалы она принялась разбирать.

Карточки летели во все стороны, шуршали страницы блокнотов. Молодые люди с любопытством наблюдали за столь странным рвением. Лизавета же приговаривала:

– Надо же быть такой идиоткой! Нет, дурой! Надо же быть такой кретинкой, набитой и надутой!

– Нет, не надо, – попытался остановить ее Саша Маневич. – Лучше скажи, что ты ищешь.