Школа двойников

Лизавета и Саша Байков давно знали, что только в кино на месте преступления или происшествия трудится целая бригада следователей, экспертов, специалистов и консультантов. Все они опрашивают соседей, рассыпают по столам и полкам волшебный порошок в поисках отпечатков пальцев, снимают при помощи фотоаппарата или даже гипса следы ног и рук, перетряхивают все в поисках необычной пыли или странных ниточек и лоскутков, которые непременно приведут их к преступнику. Реальная жизнь проста и сурова. Один молоденький оперуполномоченный призван был заменить всех. Заменить и поймать злоумышленников.

Впрочем, сам он не слишком верил в собственные силы.

– Честно говоря, шансы не очень хорошие, точнее, их почти совсем нет, такие дела раскрываются редко…

– Особенно если ничего не делать, – немедленно отреагировал Саша Байков. Он опять стоял за Лизаветиной спиной, словно атлант, готовый подставить плечо в трудной ситуации.

– Почему ничего? – обиделся оперативник. – Мы делаем все возможное, просто такие дела плохо раскрываются, улик-то никаких… Сами посудите, они же автограф не оставили. Ни гильз, ни пуль, ни…

– Обрывков билетов на самолет со своей фамилией и номером паспорта, – очнулась Лизавета и продолжила казенным голосом: – Так же плохо раскрываются заказные убийства, рэкет, вымогательство, организация банды, взятка и подкуп должностного лица…

– Ну почему, – промямлил опер. Так юнцы тянут совершенно бессмысленное «почему», когда девушка, которую они подхватили на танцах и проводили домой, вдруг, против их ожиданий, говорит: «Спасибо, дорогой, до свидания».

– Потому что все эти преступления, как правило, повисают нераскрытыми… В Москве их называют «висяки», в Петербурге «глухари», и милиция их очень не любит, поскольку они портят отчетность и репутацию. Особенно портят отчетность и репутацию громкие нераскрытые дела – их и не раскроешь, и не прикроешь. – Лизавета решительно и без церемоний демонстрировала свои познания в том, что касается изнанки милицейской жизни.

Звонок в дверь помешал завершить лекцию.

– Может, это злоумышленники вернулись? – сказала Лизавета и отправилась открывать. Саша, естественно, последовал за ней.

Появились не злоумышленники, а очередной сотрудник милиции. Настолько типичный, что он мог бы и не предъявлять краснокожее удостоверение. Короткая стрижка с прямой, прикрывающей лоб челкой – в девятнадцатом веке ее называли «а ля Нерон», теперь чаще именуют «а ля бандит». Ясные, серые круглые глаза. Квадратный подбородок и такие же квадратные плечи. Торопливая речь. Этакий моторный живчик, умеющий все проблемы решать быстро и споро. Или умеющий показать всем, что проблемы решены. Он приступил к делу, не пожелав тратить время на бесполезные реверансы, вроде «здравствуйте» и «можно войти?». Живчик весело перешагнул порог и закричал:

– Генчик, ты что-то, значит, задержался. Что здесь? Что-нибудь серьезное?

Саша Байков ответил раньше:

– Нет, что вы, мы здесь семечки лузгаем!

Только услышав нетривиальный ответ, вновь прибывший милиционер заметил хозяйку дома. Заметил, поморгал серыми глазами и узнал. А узнав – немедленно посуровел лицом.

– Здравствуйте. Очень приятно познакомиться, меня зовут Сергей. – Он схватил Лизаветину руку и сжал своей широкой ладонью. – А вы в жизни, значит, такая же, как на экране. Здорово! Здесь что, квартирная кража?

– Хуже, – грустно ответил Гена Васильев.

– Не убийство же, значит…

– Ничего не пропало, – безнадежно махнул Гена

– А-а-а. – Милиционер, пришедший вторым, явно был более опытным, что называется, «бывалым». Он сориентировался мгновенно. – Ничего, значит, не пропало… – С момента выхода на экран телефильма «Место встречи изменить нельзя» и по сию пору сотрудники милиции, полагающие себя крутыми и справедливыми, как начальник отдела по борьбе с бандитизмом, широко пользуются сорным словечком «значит». Правда, Сергей произносил его несколько иначе. Не протяжно и ласково, а веско, категорично.

– Значит, не пропало. – Сергей сунул руки в карманы, покачался немного на каблуках, вернее, как бы на каблуках – с пятки на носок, – ведь на кроссовках нет каблуков. И лишь потом задал неизбежный сыскной вопрос. Вопрос, который немедленно ставит в тупик и заставляет умолкнуть самого шумного потерпевшего: – Вы кого-нибудь подозреваете?..

Меньше чем через двенадцать часов Лизавета услышала этот вопрос во второй раз, когда после звонка Ярослава примчалась на студию. Спрашивал милиционер, удивительно похожий на Сергея. И она точно так же проглотила воздух и не нашлась с ответом.

Она приехала на студию часов в одиннадцать и сразу попала в центр оперативно-следственной бури. По кабинетам бродили и ползали вызванные Ярославом и Борюсиком оперативники. А поскольку собственно телестудия еще с тоталитарных времен считается объектом стратегического значения, то к расследованию налета на редакцию «Петербургских новостей» подключились не только отделение милиции, но и главк, и прокуратура.