Школа двойников

Представители этих славных ведомств переходили из кабинета в кабинет. Беседовали с людьми, без учета звания и положения, спрашивали, не видел ли кто чего вчера вечером, ночью или утром. Не слышал ли кто о каких-нибудь планах, которые можно истолковать в смысле налета на редакцию. В тех комнатах, что были разгромлены, внимательно обследовали каждый квадратный сантиметр пола, перетряхивали и без того разбросанные бумаги, рылись в ящиках и кассетах. В отдельной комнате сидели обитатели пострадавших кабинетов. Их допрашивали куда более подробно и пристрастно.

Первым на беседу увели Сашу Маневича. Он вернулся через сорок минут невероятно злой. И тут же обидел представителей североамериканской фауны:

– Тупоголовые скунсы! Им еще не нравится, когда про милицию анекдоты рассказывают. «А остальные восемь погибли в ходе следственных экспериментов!»

Лизавета и остальные изолированные от общества потерпевшие расхохотались:

– Но почему скунсы?

– Потому что только и способны ядовитой слюной брызгаться: «Что пропало? Что пропало?» – Раздраженный Саша не заметил веселья присутствующих. – Я им один раз объяснил, второй! Нет, не понимают!

– Что не понимают? – продолжала смеяться «очередь», дожидающаяся допроса.

– Они все про ценности спрашивают. Что пропало. Из ценностей, в их понимании, там только компьютер и кофеварка. И то и другое на месте. Я им говорю – мол, налетчиков могли еще интересовать кассеты. Пропали ли они, я сейчас сказать не могу. Надо посмотреть. А эти два лба в ответ: «Смотрите!» Я снова объясняю, что на кассетах самое главное – видеозаписи, и поэтому, чтобы понять, пропали они или нет, надо посмотреть. А они опять – смотрите! И один этак рукой показывает в угол, где валяются мои и Саввины кассеты! Крутолобые парни, в общем. Так и не поняли, что я записи должен посмотреть!

Лизаветина очередь подошла к часу дня. Она вошла в кабинет Саши и Саввы, отведенный для опроса людей, непосредственно пострадавших от погрома. Удивилась – один из милиционеров был чуть ли не копией вчерашнего Сергея. Такой же типичный. Второй, правда, отдаленно, худобой и серьезностью, напоминал Гену Васильева.

Типичный милиционер и спросил:

– Кого вы подозреваете?

Лизавета ответила ему так же, как Сергею:

– Чтобы кого-либо подозревать, у меня нет оснований.

Он почему-то расстроился и заговорил едва ли не теми же словами, что Сергей ночью:

– Вас всех послушаешь, так руки опускаются. Пропало ли что, никто не знает. Подозревать никого не подозревают. И никто ничего не видел и не слышал! Красота благостная! Ну объясните мне, как это вы не знаете, что пропало.

Лизавета улыбнулась.

– Никто не хотел вас обидеть. Просто кассеты и коробочки – они все одинаковые. Коробочки – по крайней мере, Саши Маневича – все на месте. А насчет кассет он не знает, потому что можно ведь подменить кассету. Коробочка та же, а запись другая. Или размагничена. – Лизавета поймала недоверчивый взгляд молчаливого худого опера и продолжила: – Мои коробочки, кстати, тоже все есть. Я, правда, не такой скрупулезный человек и не помню точно, сколько кассет у меня было. Но в любом случае у меня ничего представляющего интерес для бандитов не было. Я и на съемки такого рода давно не ездила.

– Ну, значит, спасибо, разъяснили, – перебил ее крепыш с челкой. – Тогда, может, скажете, кто ездил на съемки «такого рода»?

Лизавета помнила, как Саша рассказывал о перепуганном депутате Зотове. Когда Маневич вернулся с допроса, она не стала его спрашивать про интервью Зотова. Не захотела при всех. Не стала она упоминать и о кассетах, до сих пор лежавших в ее сумочке, – кассетах со съемками школы телохранителей, которые передал ей Савва. Но отделаться просто молчанием не удалось.

– Кто-нибудь из обитателей этих комнат ездил на «такие» съемки? – Теперь на ответе настаивал худощавый.

– Многие… – опять попыталась уклониться Лизавета. Можно было бы бросить им версию насчет разоблачительного сюжета о бывшем мэре. Этот сюжет уже был в эфире, и подключение к скандалу милиции ни на что не повлияло бы, но Лизавете в принципе не нравилось посвящать во внутренние дрязги посторонних.

– А вот, например, репортаж, показанный в субботу в вашем выпуске… – не унимался напарник «типичного» милиционера.

– Он один из многих. – Саша не предупредил Лизавету, что он посвятил «органы» в детали их борьбы за предвыборные разоблачения. – Я не знаю, пропали эти кассеты или нет.

– Но могли быть люди, которым интересно их изъять?

– Лишь при том условии, что они совсем незнакомы с нашей технологией. У Саши могли храниться только исходники. – Она вспомнила, что не всякий обязан знать термин «исходник», и пояснила: – Те записи, что были сделаны непосредственно на съемках. А собственно репортаж стоит в архиве на предмонтаже. Плюс существует копия всей программы на ВХС, на бытовой кассете, как от домашнего магнитофона. Так что если кто хотел посодействовать в уничтожении улик, то налета только на наши комнаты явно недостаточно.

– Как сказать, как сказать, – бросил реплику крепыш.