Школа гейш

Мия все еще была в сиреневом кимоно, в котором победила на состязании. Выбеленное лицо и подкрашенные губы, волосы уложены в ритуальную прическу.

— Мне сказали, что я должна прийти сюда, чтобы получить кандзаси из ваших рук, — тихо сказала Мия, потупив взгляд.

Дар победительнице состязаний вручался при всех ученицах, но Акио Такухати лишил ее этого краткого мига торжества.

— Верно. — Он взял со столика шкатулку, повертел в руках, словно раздумывал — отдать Мие или вернуть на место.

Не вернул. Шагнул со шкатулкой в руках к Мие, разом сократив расстояние. И словно заполнил собой всю комнату — непредсказуемый, опасный.

— Ты хорошо танцевала, лучшая ученица. — Он протянул ей шкатулку. — Открой.

Мия взглянула на него с сомнением, но все же откинула крышку. Парные шпильки из серебра с навершием в форме ажурного веера. По навершиям шла гравировка в виде сплетенных иероглифов, означающих ее имя, и стилизованное изображение лотоса. Гравировка чуть светилась, а это означало, что ее сделали не ювелирными инструментами, но магией.

— Я сделал это для тебя, — подтвердил господин Такухати. — Заслужила. Этот танец стоил того, чтобы убить за него.

— Благодарю вас, господин Такухати. Это большая честь для меня.

— Благодарность на словах — это хорошо, но я предпочитаю дела.

Его голос упал до вкрадчивого шепота, и Мия отступила, уткнувшись спиной в бамбуковую стену. Сердце заколотилось часто-часто.

— Я выиграла спор, — сказала она, стараясь, чтобы голос звучал все так же почтительно и бесстрастно.

Он же обещал!

— Выиграла. — Акио склонился ближе. — Всего один поцелуй. В благодарность, лучшая ученица.

От него пахло соснами и грозой, жестокостью и силой.

— Нет! — Мия выскользнула, радуясь, что его руки заняты шкатулкой и он не может удержать ее. — Вы обещали.

— Ну ладно, как хочешь. — Он рассмеялся. — Не буду приставать к тебе, пока сама не попросишь. Возьми свой приз, лучшая ученица.

Мия до последнего ждала подвоха. Но директор только снова рассмеялся, когда она опасливо приблизилась, чтобы выхватить шкатулку из его рук. И когда Мия попросила разрешения удалиться, снисходительно кивнул.

— Иди. Но помни, — окликнул он Мию, когда она уже стояла на пороге, — я отпускаю тебя до первого серьезного проступка. До тех пор, пока ты и впрямь лучшая. Так что не нарушай правила. А если нарушаешь — не попадайся.

Мия сжала шкатулку так, что пальцы побелели. Она собиралась нарушить правила уже этим вечером. Как только покинет кабинет и переоденется.

— А что будет, если я нарушу правила и попадусь, господин Такухати?

Отчего-то ей показалась, что вся эта сцена была задумана директором ради вот этого финального, как будто между делом, предупреждения.

— Увидишь. — Обещание в его голосе совсем не понравилось Мие. — Я накажу тебя, лучшая ученица. Надеюсь, наказание тебе понравится.

Когда Акио Такухати вспоминал последний разговор с сёгуном, ему хотелось кого-нибудь убить.

— Я очень разочарован, — сказал сёгун, и его глаза вспыхнули алым светом. — Я дал тебе самураев и корабли. Ты потерял половину и не принес взамен ничего — ни пленников, ни новых земель.

Акио мог бы ответить, что у противника была втрое большая армия. Что самханцы сражались на своей территории. Что среди них был наследный принц, который разбудил вулканы, и Акио с десятком других самых родовитых и сильных магов три дня, не зная сна и отдыха, сдерживал буйство стихии в огненном аду, пока войска отступали и садились на корабли. Что он потерял в этой битве двух из трех своих фэнхунов. И что когда его уносили на последний еще не отчаливший корабль — уносили потому, что идти сам он уже не мог, — его тело напоминало обгорелый кусок мяса, и лекарь сказал, что генерал не проживет дольше суток.

Прожил. Вцепился в дарованный шанс. Выл от боли, привязанный к койке, когда корабль болтало в страшном шторме — прощальный подарок самханцев вторгшимся захватчикам. Магов, способных остановить буйство стихии, среди войска не осталось — все полегли в битве.

Все, что запомнилось из того кошмарного возвращения домой, — боль и беспомощность. Все время, пока разбросанные бурей корабли искали друг друга, он валялся на койке, снова и снова пытаясь раздуть почти угасшую в борьбе с вулканом искру своего магического пламени.

Он знал, что выглядит плохо, не зря самураи, приходившие навестить генерала, отводили взгляд. Знал, но не подозревал, насколько, пока в ответ на прямой приказ ему не принесли зеркало. Акио осмотрел сочащееся сукровицей кровавое мясо, ухмыльнулся сожженными губами:

— Хор-рош, да! Все девки мои. — И вернулся к медитациям.

Он не привык сдаваться или жалеть себя.

И магия, почти вытравленная чужой, более мощной силой, откликнулась.

Род Такухати был древним. Силы его крови недостало бы, чтобы разбудить стихию, но вернуть себе прежний облик Акио сумел.

Он регенерировал; сначала медленно, почти незаметно, а потом все быстрее. Нарастала новая кожа — неприятно розового, поросячьего оттенка, она невыносимо чесалась.