Школа гейш

Но когда она выпорхнула в зал яркой сиреневой бабочкой, когда затрепетали веера, хлестнули по воздуху рукава-крылья, он забыл обо всем. Не раз бывавший в «квартале ив и цветов» Акио никогда и нигде не видел столь совершенной красоты и грации. Любое выступление самой дорогой и известной гейши было бледным подобием танца Мии.

Прервать его стало бы преступлением против Красоты.

Он так и просидел, не отрывая от нее взгляда. И когда отзвенели и растаяли в воздухе последние звуки музыки, ударил в ладоши, нисколько не жалея об упущенном шансе.

Да, теперь он хотел ее стократ сильнее. И поклялся себе, что получит ее — маленькую гордячку, танцующую, как сама богиня Амэ-но удзумэ. Хочет она того или нет, она станет его.

Глава 3 ВСТРЕЧА

Мия запахнула глубже теплое, подбитое шерстью кимоно и оглянулась. Залитая закатными лучами школа молчала.

У Мии есть час. Потом с гор спустится вечер, принесет с собой зимние туманы. Ученицы разожгут жаровню в домике и начнут готовиться ко сну. Еще два часа при свете маленькой лампы, и расстелют матрасы-футоны. Если она не успеет вернуться к этому времени, ее отсутствие непременно заметят.

Раньше она всегда успевала.

Она разулась и привязала гэта к поясу. Поставила ногу на поперечную перекладину из бамбука, подтянулась. Бамбук был скользким, но Мия — цепкой и ловкой. В два рывка она перемахнула через ограду, отделявшую изысканный и замкнутый мирок будущих гейш от большого мира — интересного и опасного.

Отвязала гэта и обулась, чтобы не бить ноги по острым скалам. И зашагала вверх по еле заметной тропке.

Школа «Медовый лотос» находилась в предгорьях, чуть в стороне от людских поселений. До ближайшей деревни был час пешего хода, но Мия сейчас направлялась совсем в другую сторону.

Она шла не более пяти минут, когда ее окликнул полный и приземистый человечек в грубой монашеской одежде. Он был низенький, почти на голову ниже миниатюрной Мии. Под серой накидкой угадывался солидных размеров живот, свидетельствовавший, что последователь Будды пренебрегает срединным путем в пользу чревоугодия. Тростниковая шляпа с широкими полями совсем скрывала лицо монаха.

— Куда ты спешишь на ночь глядя, о прекрасная юная дева, подобная необлетевшему цветку сакуры? И не хочешь ли пойти в храм, чтобы разделить со мной мое скромное подаяние? Сегодня крестьяне были щедры к бедному монаху. — Как бы подтверждая свои слова, он крепче обнял чашу для подаяний размером с хороший котел. Из чаши торчали неощипанные куриные ноги.

Мия остановилась, смерила монаха взглядом и прыснула:

— У тебя хвост торчит!

Из-под накидки и правда виднелся кончик толстого полосатого хвоста.

— Где?! Ах, ну как же это так! — Монах засуетился, пытаясь поправить накидку, но не желая при этом отпускать чашу, словно боялся, что стоит ее поставить, как почившая птица воскреснет, склюет рис и улетит.

Край накидки задрался еще больше, хвост взмыл вверх и распушился, как у почуявшего соперника кота.

— Смешной ты! — Мия подошла и аккуратно одернула накидку, возвращая преступный хвост на законное место. — Монахи не едят вечером. И монахи не едят мяса.

— Ничего не знаю, — буркнул тануки. — Я — ем.

— Ты ешь все.

— Протестую! Я не ем, например, камни. И к древесине испытываю вполне понятную неприязнь. Вот, скажем, будь я жуком… но я не жук. — В голосе оборотня послышалась обида на такую вселенскую несправедливость. — Поэтому вынужден добывать себе пропитание в поте лица, уговаривая добрых людей поделиться со мной тем немногим, что имеют.

— А как же аскеза? Ты же монах.

— Будда проповедовал срединный путь, а значит, и умеренность в аскезе. Клянусь своим хвостом, я и так предавался ей почти три часа! Так что собираюсь воздать хвалу его учению посредством этой птицы.

В доказательство своих слов он все же поставил на землю котел, вынул из него за ноги птицу, оказавшуюся жилистым петухом, и взмахнул ею в воздухе. Несколько разноцветных перьев медленно опустились на тропинку.

— Кочет. — Мия сморщилась. — Старый и вонючий.

— Увы. — Тануки развел лапами. Петух в его ладони печально обвис, протянув к земле наполовину ощипанные крылья. — Добрые крестьяне оказались не так щедры, как мечталось скромному монаху. Но я все же не стану отвергать их подаяние.

— Где птицу спер? — Мия отобрала тушку у оборотня и опустила обратно в котел, к уже имевшемуся там рису и листьям нори.

— Недалеко. — Тануки чуть ослабил завязки и опустил шляпу на загривок, так, что взгляду Мии открылась его широкая усатая морда. — Там еще осталось. Я взял самого старого, ему все равно судьба была в суп. Буду есть и плакать, вспоминая свое милосердие. Не надо так на меня хмуриться, я не был в деревне. Где живу — не гажу.

— Дурачок! — Мия обняла оборотня, уткнулась носом в мохнатую макушку и вдохнула резкий звериный запах. — Тебя столько не было. Я волновалась.