Школа гейш

— Тренировка, мой друг! Годы тренировки. — Усы у подозрительного монаха победно раздулись. С ними, с усами то бишь, тоже было что-то сильно не так, но Хидео никак не мог ухватить мысль, она вдруг стала скользкой и верткой, как угорь. Сновала рядом, а в руки не давалась.

— Ик… О чем я говорил?

— О гребне, — с готовностью подсказал монах. — Золотом гребне с сапфирами, который ты продал год назад, чтобы купить своему сыну корабль.

— А-а-а… его дала та дама… ик!

— Какая дама?

Саке в чаше появилось будто само собой. Хидео подумал и отхлебнул. Немного, только для обозначения, что не сдался и все еще пьет наравне с гостем.

— Бедняжка бежала… ик! — Он понизил голос. — Я не говорил тебе этого, но она была не из простых.

— Купчиха? — небрежно спросил монах, вливая еще порцию саке себе в глотку.

— Если бы! Особа, приближенная к императору. — Хидео выразительно ткнул пальцем в небо. То ли намекая на божественную природу почившего императора, то ли просто потому, что так получалось внушительнее. — С самураем была, не одна. Сказала, от мужа ейного бегут. Ик… От мужа! Как же! Я человек, может, и простой, но сложить пару палочек умею. Зачем бы благородной даме бежать от мужа с простым самураем? Да еще с дитем! Да как раз через две недели после Кровавой ночи!

Собутыльник мгновенно уловил намек и оживился:

— Думаешь, они от сёгуна бежали?

— У-ве-рен! Вот я гребень и попридержал, чтобы не всплыл. Мне неприятностей от сёгуна не нать… Не, Хидео Симидзу, может, и не благородных кровей, но не дурак! — Палец упорно раздваивался, а то и расстраивался. Мелькнула где-то на периферии сознания мысль, что стоило бы попридержать язык, как когда-то попридержал гребень. Разве дело — хранить столько лет тайну, чтобы выболтать ее случайному собутыльнику во время попойки?

А с другой стороны, монах определенно был своим парнем. Все понимал, имел удивительно верные суждения о жизни, и рушить создавшуюся душевную атмосферу как-то не хотелось.

Да и протухли уже все старые тайны, как позапрошлогодний засол рыбы.

— Ик… Люди сёгуна тогда обшаривали все порты. Искали как раз бабу с дитем. Говорили, мол, заговорщица. Убийца. Только нешто я дурак? Какая баба полезет в заговор, особенно если у нее дите? Совсем ма-а-ахонькая девочка. — Хидео свел пальцы вместе, показывая размер девочки, и умилился. Получалось, что «дите» размером чуть превышало сливу.

— Мы собирались в Самхан за шелком, — бывший контрабандист пьяно захихикал, — и подбросили их до Рю-Госо. У самурая там была родня. Ма-а-аменька.

Глаза неумолимо слипались, и голова вдруг стала неподъемно тяжелой. Хидео опустил голову на руки. Сон заливал его, укрывал с головой. Темный, как воды великого океана…

— Эй, — кто-то потряс его за плечо, вырывая из сладкой дремы. — А фамилия у самурая была?

— Не помню, — пробормотал он сквозь толщу сна.

— Ну хоть деревня-то как называлась? Где маменька евойная проживала?

— Бакоромоно… ик… запомнил, смешно…

— Эй!

Монах еще раз потряс престарелого контрабандиста за плечо. Тот отозвался руладами храпа. Смачные раскаты заполнили помещение, от них задрожали окна, затряслись глиняные чаши на низеньком столике.

— М-да… Кажется, я перестарался. — Толстяк расстроенно поскреб себя между лопатками. Выбившийся из-под одеяния хвост огорченно поник, но тут же встрепенулся и устремился вверх, а сам монах повеселел с видом человека, который не в состоянии хранить печальное выражение лица дольше пары минут. — Ай, ладно! Дорога моя все равно домой, на Рю-Госо. Только повидаю на прощанье девочку!

Глава 11 СМЯТЫЕ ЦВЕТЫ

Цветы в волосах. Кимоно — бледно-голубое, как небеса, расписанное облаками и парящими журавлями. На лице косметики совсем чуть-чуть, Акио Такухати не любит сильно намазанных девиц.

Горячая вода в офуро. Фрукты, закуски и саке на столе.

Футон, застеленный шелковым бельем.

Все ждало гостя. А тот все не шел. Уже второй час.

Не в силах сдержать нетерпение, Мия то вскакивала и принималась кружить по крохотной комнатке, то снова опускалась на пол. В голове стоял какой-то сумбур. Она одновременно и содрогалась, вспоминая все, что случилось в купальне парой часов раньше, и радовалась, что «матушка» не пустила ее в общий зал, и переживала, что Дайхиро придет, а Мии нет. И понятно, что он не пропадет, тануки нигде не пропадет, уж тем более в окружении женщин. Но ведь волноваться будет!

Но над всеми этими чувствами властвовало щекочущее нетерпение. Возбуждение, в котором девушка пребывала после слов госпожи Хасу, только усиливалось от окружающей обстановки. И Мия снова вскакивала, прижимала ледяные ладони к пылающим щекам и вспоминала ту ночь. Их ночь.

Как хорошо, что Акио больше не сердится на нее! Она извинится перед ним так, как только может. Попросит прощения, объяснит все! Он поймет…

А потом… может, потом он захочет Мию. И все будет так же упоительно-сладко, как было в первый раз.

Она вспоминала его тело, низкий рычащий голос, синее пламя в глазах и ощущала, как ноги становятся ватными, а низ живота наливается тяжестью.