Школа гейш

Мию слегка мутило от волнения и излишнего внимания окружающих. Младшие ученицы пялились на нее так, словно у Мии выросли рога или что похуже. Смотрели и перешептывались. Но сбежать сейчас было бы трусостью.

Процессия остановилась у дверей в помещение купальни.

– Кумико, выходи! – крикнула госпожа Оикава.

Ответа не последовало. Выстроившиеся полукругом женщины переглянулись.

– Ну же, девочка! Ты знаешь, почему мы все здесь!

Снова ни звука.

Такухати скривился и выплюнул короткое:

– Открой дверь!

«Или очень пожалеешь», – слышалось в его голосе.

Стук поднятого засова показался непривычно громким. Дверь отъехала в сторону. В проеме показалась Кумико.

От ее вида Мию продрал мороз по коже. Она была похожа на привидение-юрэй, неупокоенный дух, одержимый жаждой мести. Бледно-желтое кимоно без пояса висело на майко бесформенной тряпкой. Бурые пятна крови на рукавах только добавляли жути. Распущенные черные волосы полностью прикрывали лицо. С каким-то потусторонним ужасом Мия заметила на затылке Кумико несколько глубоких залысин.

– Подойди, – приказал Такухати. Кумико всхлипнула, но послушалась.

Медленными шажками она приблизилась к директору и встала рядом с ним.

– Покажи лицо.

Она отчаянно замотала головой и снова всхлипнула.

– Откинь. Волосы. Быстро! – Рычащему приказу в голосе директора невозможно было противостоять. Кумико подняла руки, чтобы откинуть волосы.

Единый вздох ужаса и отвращения пронесся над толпой во дворе. Уродливые красные пятна, похожие на струпья, покрывавшие еще недавно миловидное лицо девушки, складывались в иероглиф «вор».

Кумико залилась слезами и бессильно уронила руки. Из разжатой ладони выпали серебряные шпильки кандзаси.

– Можно?

– Входи, лучшая ученица.

Он стоял у раскрытого окна и ловил ладонью дождевые капли. Где-то в небесах сердито рычал и ворочался небесный дракон. В комнате пахло свежестью. Ветер ворвался в оконный проем, взметнул под потолок и разнес по комнате листы рисовой бумаги. Тревожно зазвенели подвешенные у окна колокольчики.

– Дверь закрой. Сквозит.

Мия спешно задвинула створку и бросилась собирать разлетевшиеся бумаги.

– Оставь, – скомандовал Такухати. – Иди сюда.

Она подошла и встала рядом с ним. Гроза была уже на исходе, с неба не лило, а лишь изредка капало. Крупные серые капли падали совсем близко, и Мия подавила неуместное желание высунуться и подставить лицо дождю.

– Зима, – со странным смешком сказал генерал. – Это у вас называют зимой. Скажи, лучшая ученица, ты хоть раз видела снег?

Мия кивнула. Она видела снег. В горах, например.

– У нас, на Эссо, зимой каждый день снег. Заваливает двери, и крестьянам приходится выбираться через крышу, чтобы покинуть дом. Снег тает, потом опять замерзает и превращается в лед. Синий лед.

– Почему синий? – шепотом спросила Мия. – Лед же обычно белый.

Странное настроение Такухати и неуместная откровенность испугали ее.

Он не ответил. Стоял и смотрел в окно. Туда, где покатые спины гор терялись в тяжелых тучах. Глаза самурая светились огнем. Синим, как лед, о котором он только что вспоминал.

– Собери бумаги, – скомандовал он так резко, словно устыдился своей внезапной откровенности.

Мия бросилась выполнять приказ с тайным облегчением. Среди чистых листов бумаги ей попалось несколько исписанных. Глаза выхватили случайную фразу: «Даймё совсем плох. Боюсь, что он не доживет до ханами».

– Клади их на стол. – Такухати резко задвинул окно, отгораживаясь от сырости и непогоды, и зажег фонарь. Пламя подсветило стены желтыми бликами. Сразу стало уютно.

– Покажи лицо. – Он подвел Мию поближе к фонарю.

– Со мной все хорошо, – попыталась возразить Мия.

– Это мне решать. – Такухати осмотрел ее щеку на свету и неохотно кивнул. – Да, хорошо.

– Я… Можно спросить?

– Попробуй.

– Кумико… что с ней будет? – выпалила Мия.

Такухати скривился:

– Я как раз составлял письмо главе гильдии. В нынешнем виде она – обуза. И порченый товар.

– Это же ваше заклятие.

– Мое, – не стал отрицать директор. – Маленький подарок за танец. Я всегда отмечаю так свои вещи. Слышала поговорку: «Не воруй у самурая»?

– Значит, вы можете снять его.

– Могу. Но не стану.

– Почему?

– Она – воровка. Мне нравится, когда сразу видно, с кем имеешь дело.

– Это жестоко.

Он удивленно приподнял бровь и взглянул на нее так, словно видел первый раз в жизни. А потом дернул за выбившуюся из-под парика прядку.

– А это не жестоко, лучшая ученица? И я еще помню шутку с кимоно. Подлость и глупость наказуемы. А ты – слишком жалостливая девочка.

Мия вздохнула, услышав в его голосе насмешку.

«Сама виновата», – сказали о Кумико наставницы. «Сама виновата», – эхом согласились бывшие подружки дочери самурая.

В один день прежняя душа компании стала отверженной. На нее старались даже не смотреть лишний раз, словно от взгляда можно было заразиться. И дело было не в наполовину облысевшем черепе или жутких пятнах по лицу. Казалось, клеймо «вор» теперь красовалось на самой судьбе майко.