Школа имени одиннадцатого космонавта

– Не надо, молчи! Ведь он на самом деле прав. Мы пришли в чужой

двор, качались на скрипучих качелях среди ночи, разбудили его, а может

быть и не только его. Это я во всём виновата, потащила тебе покачаться на

качелях, так, что, если сейчас что-нибудь плохое произойдет, то все, и я

сама, в том числе, буду винить только себя. Пошли быстрее, пошли!

Наташа еще энергичнее потянула Петра подальше от злосчастного двора. На аллее, по которой шли молодые, под тенистыми липами была почти настоящая ночь. Такая пора располагает к необычным разговорам.

– Петя! – спросила девушка. Скажи, пожалуйста, а ты уже … целовался когда-нибудь?

– Да сто раз уже!– сбравировал парень.

– Ой, правда!? А я ещё ни разу. Как стыдно!

– А что «стыдно»?

– Ну, что ещё ни разу не целовалась и не знаю, как это. Это приятно, а Петя?

Парень понял, что девушке хочется попробовать поцеловаться. Узнать, наконец, великую тайну: это приятно на самом деле, как говорят более опытные подружки, или они всё выдумывают. И это вовсе неприятно!

– Н…не знаю, – наконец, выдавил из себя парень.

– Как это «не знаешь»? Ты же сказал, что сто раз уже целовался.

– Да, соврал я тебе, ни разу ещё не целовался… – при этих словах он подумал о том, что, возможно, именно сейчас ему удастся поцеловать её, девушку, которая ему была так сильно симпатична, да, что там врать самому себе, очень нравилась ему, вот! И от этой мысли перехватило дыхание, сжало грудь до боли, но боли такой приятной, томительной.

– А хочешь попробовать, а?– несколько осмелев, спросила Наташа.

– Очень хочу,– еле выдавил он из своей сжатой груди эти два слова.

Они остановились в тени старой огромной липы и осторожно, не зная, как и зачем всё это придумали люди, прижались тихонечко друг к другу, пересохшими от волнения, губами, держа свои руки по швам и не дыша.

Так, немного постояв, они отпрянули друг от друга, смущенно посмотрели друг другу в глаза… и в это время им обоим одновременно природа всё подсказала.

Они набросились друг на друга, как голодный волк на кусок мяса. Они уже знали, куда девать им руки, обнялись, крепко прижавшись телами, соединились приоткрытыми губами и, задыхаясь от возбуждения, от нетерпения, от желания понять всю прелесть происходящего процесса, чуть ли не поедали своего партнера. Тут уже неизвестно откуда ввязались в процесс языки, и они тоже стали ласкать один другого: обнимая, отталкивая, цепляясь за партнера, как удав за ствол дерева.

Остановиться, перевести дух – это было для них подобно

преступлению. Они готовы были умереть в этой нежной любовной схватке.

Но они были живы, а вот время точно умерло.

Сколько они так простояли ни один из них сказать бы не смог. Но совершенно неожиданно в их тенистое липовое укрытие заглянул луч

первого утреннего солнца.

– Ой! Уже, наверное, очень поздно. Нам нужно вернуться домой. Иначе Светлана Степановна нас ругать будет и нам навстречу больше никогда не пойдет. Нам ещё далеко?

Нифонтов, нехотя отпустив свою подружку из объятий, достал из кармана карту и показал ей уверенным движением руки: где они сейчас находятся, в какую сторону им идти и тут же определил, что через пять минут они будут уже в интернате.

Ошибся он ненамного. На ходьбу они потратили не пять, а семь минут. Но вот вернулись они, как оказалось, самыми первыми.

– И что это мы вдруг так с Наташей заторопились домой? Сейчас бы были ещё вместе, а тут лежи один в постели и мечтай о…

О чем мечтать ему, Петр сам себе уже не успел договорить. Его сморил лёгкий, волшебный, сон влюбленного первой любовью, юноши.

Глава 13

Утро очередного дня началось необычно. Вечно невидимое для отдыхающих местное руководство устроило побудку под громкую музыку. На часах ещё и половины восьмого не было, как по коридорам спящего интерната загремела громкая маршевая музыка, молодежные и патриотические песни. Через пятнадцать минут этой музыкальной вакханалии раздался через динамики задорный женский голос:

– Внимание всем отдыхающим! Администрация интерната просит вас всех построиться отрядами на площадке перед центральным входом через пятнадцать минут!

На вопросы ребят о причинах раннего построения ни Степанова, ни Ершов ничего ответить не могли.

– Зато мы сможем увидеть всех, с кем одновременно проживаем в этой школе,– отшучивался Дима.

А посмотреть, оказывается, было на кого! На площадку высыпало столько детей-сверстников, что оставалось только удивляться: почему же раньше их не видели? Когда в этой неразберихи отряды всё-таки построились, то Ершов насчитал десять «коробок».

– Если в каждой из них столько же, сколько у нас,– рассуждал он, – то уже получается 400 человек. А, ведь добрая половина выглядят посолиднее нашего строя. Там явно не меньше пятидесяти человек. Так что в школе проживает где-то человек пятьсот приезжих. Молодцы, принимающие! Так отлично всё организованно, что дети почти не видятся, никогда не пересекаются на приеме пищи и всё выглядит так, будто кроме нас здесь и отдыхающих больше нет! Вот у кого надо учиться работе с группами людей!