— Грэм! — отчаянно кричала она, срывая голос и захлебываясь слезами.
Но вокруг были только тишина и туман. Ни звука, ни отголоска в ответ. Элли вернулась на территорию школы, машинально захлопнув за собой ворота, и бессильно опустилась на траву.
Лишь невыносимая боль может вытянуть правду. Или угрозы.
Персиваль мученически смотрел на сестру, которую ему подарили судьба и ритуал. Каландра, устойчивая, практичная и суровая, подобно якорю удерживала цельным свой такой разный, но одинаково мятущийся трикветр. Катриона, два дня не отходившая от Элли в медпункте, на третий просто выпала из реальности и последние сутки не покидала свою комнату. Директор искренне надеялся, что она смогла заснуть.
— Я ужасный человек. Совершенно бесполезный, даже хуже! — воскликнул Персиваль.
Каландра с шумом выдохнула. Влюбленный в человечество, посвятивший жизнь исцелению чужой боли Персиваль Эван сейчас сам нуждался в терапии. Но, к сожалению, в психологии мистрис Хили не разбиралась, максимум могла дать пару отрезвляющих пощечин и напоить чаем.
— Боюсь, что выгнать тебя с должности... теперь некому, — она искренне постаралась сказать это мягко. — И в чем ты решил себя обвинить? Ты никого не убивал и никуда не толкал.
— Проявил преступную халатность, недоглядел, не уберег... — мастер Персиваль стремительно ходил от стола к окну и обратно. — Сабрина Драммонд еще ничего не знает... Муж ее все равно что мертв, сын — хуже чем мертв. Как я ей это расскажу?
— Напиши! — Каландра немного возвысила голос: — Прекрати свой пальцевой невроз!
Директор действительно беспрестанно дергал свои белоснежные манжеты, пытаясь откручивать с них старинные запонки с пентаклями.
— Еще по телефону предложи позвонить! — взвился он. — Какая же ты все-таки толстокожая. Разумеется, я сообщу ей лично, но... позже. Сегодня нужно сопроводить девочку в Магистериум.
— Ты туда уже сообщил? Что они ответили?
Персиваль распахнул окно, чувствуя, как ворвавшийся в кабинет ветерок охлаждает его разгоряченный лоб.
— Разумеется, сообщил. Только... как мне показалось, там переживают исключительно о магистре. О юноше и его родителях в ответном письме даже не упомянули.
— Меня это совершенно не удивляет. Если весь этот особняк провалится под землю, Орден только вздохнет с облегчением, — голос Каландры снова стал привычно раздраженным.
Персиваль в последний раз поправил манжеты и направился к выходу из кабинета.
— Тянуть не стоит. Чем быстрее девушка пройдет этот... допрос, тем лучше.
Каландра последовала за ним, но в коридоре директор и преподавательница латыни разошлись в разные стороны. Мастер Персиваль направился к дверям особняка. Каландра вернулась к толстым фолиантам, справедливо предвидя свою бесполезность там, где требуются мягкость и предупредительность.
Двери седьмой комнаты мужчине открыла Агнесс, в последние несколько дней уходящая к себе только ночевать. Элинор... умирала, при всей невозможности этого для носителя фэйрийской крови. Первые сутки после исчезновения Грэма девушка провела в состоянии полусна-полуобморока, из которого ее удалось вывести только банши. На второй день Элли прекратила спать: пару раз впадала в забытье, а вновь приходя в себя и считая произошедшее сновидением, начинала кричать, безумно, на одной ноте, когда понимала, что все случилось наяву. На третьи сутки, сегодня, она наконец-то позволила напоить себя травяным лекарством, совершенно мерзким, тошнотворным, и теперь сидела на кровати, глядя в одну точку и безучастно принимая помощь.
Она ни секунды не думала в эти дни о Дейдре Грайне и Олвен, которым вместе с Грэмом уже год пророчили стать истинным трикветром, обретя связь выше родственной. Элли просто забыла о их существовании, полностью погрузившись в собственную боль, неясную, тоскливо щемящую и ужасающую своей неизбывностью. Подруг она тоже воспринимала сейчас не как близких людей, находящихся рядом, а больше как функции, которые они ей несли.
Брианна могла только обнимать, сидеть рядом, нараспев повторяя что-то успокаивающее, прикасаться прохладными ладонями к воспаленному лбу Элли или просто вместе с ней плакать.
Там, где нужно было дать девушке горячего бульона или очередную порцию жидкой темно-коричневой гадости, была незаменима Агнесс. Теперь она беспрекословно впустила директора и отошла в сторону.
Мастер Персиваль опустился перед Элли на колени, забирая ее руки в свои.
— Мистрис Элинор, вы меня слышите? — с проникновенной заботливостью произнес он.
Девушка безучастно подняла на мужчину глаза, глядя сквозь него, и только слабо шевельнула губами в невнятном ответе.