— Боюсь, если вы будете прерывать нашу работу, это плохо отразится исключительно на девушке, — почти ласково ответил ему «подмастерье».
«Палач» не обратил внимания на эту перепалку. Он продолжал:
— У вас бывают грезы наяву, видения, которые вы не можете отличить от реальности?
— Нет, — ответила Элли и неожиданно поняла, что с таким же успехом могла бы ответить «да».
— Вам когда-нибудь выписывали психотропные препараты или нейролептики?
— Нет! — отчего-то сама идея, что ее принимают за сумасшедшую, вывела девушку из себя. — Вы когда-нибудь убивали животное?
— Нет.
— Вы когда-нибудь убивали человека?
— Нет.
Мужчина перевел глаза с экрана ноутбука на лицо девушки.
— Вы когда-нибудь хотели убить человека?
— Да! — ответила Элли, с вызовом отвечая на его взгляд.
— Вы хотели убить магистра Ренара?
— Нет.
— Вы желали ему смерти?
— Нет!
— Вы видели его мертвым?
— Нет!
«Он не умер»!
По ледяному и безразличному лицу «палача» было совершенно непонятно, что он думает или чувствует. Но он сделал короткую паузу и задал совсем уж неожиданный вопрос:
— Вы любите своих родителей?
— Да, — ответила Элли неожиданно для себя.
На этом список подготовленных для нее вопросов завершился, но его зачитали для нее еще дважды. Насколько девушка помнила свои ответы, она повторила их в точности. Теперь оба мужчины смотрели на экран ноутбука, отслеживая только им видимые и понятные реакции Элли.
Девушка снова оглянулась на хранящего безмолвие мастера Баркли. Он стоял у стены и с неприязнью сверлил взглядом обоих профайлеров.
— Достаточно, — произнес «палач».
«Подмастерье» быстро освободил девушку от проводов, и она поднялась со стула, не дожидаясь разрешения. Старший полиграфолог поднял глаза от экрана.
— Вы нам больше не нужны.
Прозвучало это так, будто директора школы и ученицу собираются похоронить прямо в местных застенках.
— Я могу узнать хотя бы предварительно заключение? — спросил мастер Персиваль.
— Разумеется, не можете, — мужчина недвусмысленно указал на дверь, не произнося больше ни слова.
Элли в который раз подумала, что с ее школой, с ее персоналом и учениками в этой организации не считаются.
«Я хочу это изменить! — подумала она, ни в малейшей степени не представляя, что она может сделать, но мысли не прекращались, настойчиво прорываясь гневом: Со мной так нельзя!»
Не попрощавшись с полиграфологами, мастер Баркли вывел Элли из кабинета и ободряюще обнял за плечи.
— Вы вели себя очень достойно. Мне жаль, что я не смог подготовить вас к такому испытанию.
Элли ощутила, что начинает успокаиваться.
— Я поняла, что вы сами не знали всех подробностей, — она взглянула на любимого учителя и первый раз за последние дни едва заметно улыбнулась. — Вы очень хороший. Я не имею права обижаться на вас.
Вместе они направились к обратно к выходу из Магистериума. Уже садясь в черный автомобиль школы, слыша доброжелательные расспросы шофера о ее самочувствии и ощущая, как сердце начинает биться ровнее... Элли ощутила себя последней дрянью.
«Они ничего не спросили про Грэма! Я сама не вспомнила про Грэма! Я мерзкая, отвратительная предательница!»
Неведомо кому принадлежавший голос доставлял Элли такое страдание, что она готова была расцарапать себе виски в кровь.
Тем временем полиграфологи продолжали изучать информацию, полученную от Элинор.
— Посмотри сюда, — сказал один, проводя пальцем по экрану.
— Да уж... Похоже, у девчонки две личности в голове... — второй задумчиво помолчал и закончил, — и обе не врут.
Он шел по лесу. Иногда срывался на бег, озирался, предчувствуя незримую опасность, и снова снижал скорость до шага. Он знал, что преобразился магией этого места, но движения были легки и естественны как никогда на земле. Словно он спал и был всесильным в своих сновидениях.
Мир вокруг был живым, но не в привычном смысле детских книг смертных, которые жизнь ограничивают лишь физическими возможностями тела. Деревья здесь не двигались и камни не говорили. Этот мир был един и разумен, беспрестанно меняясь и подстраиваясь под мысли и чувства попавших в него.
Он видел то, что хотел увидеть и слышал то, что хотел услышать. То, на что падал его взгляд, мгновенно и естественно приближалось. Краски тут были ярче, запахи острее, ветер звучал музыкой, а опасности, если и существовали, то где-то вдали и не для него.
Все вокруг мечтало, чтобы он остановился, замер, упал в траву и забылся. Это мир читал его как книгу и знал самые сокровенные мечты, чувствовал глубинную боль и предлагал сладостное забытье. Но он шел вперед, уже ощущая, как травы обвивают ноги, запутывая, останавливая, оставляя здесь:
«Ты должен быть здесь. Он выбрал тебя».
«Нет, я хочу уйти!»
Мир вокруг обвивал его сотней голосов, сливающихся в единый гул, зачаровывающий, молящий, обещающий все что угодно... за согласие остаться:
«Ты будешь принадлежать ему. Ты займешь его место».
«Я не стремился к этому!»