Школа хороших матерей

Она чуть не пошла назад в дом за Уиллом. Когда в последний раз кто-то, не считая Уилла, целовал ее по-настоящему?

Ей нужно вернуться в свою комнату, пусть они смотрят на нее. Она и без того засиделась здесь. Но ей требуется еще минута-другая. Минута для себя. Сквозь тернии к звездам, сказала ей Рени.

Фрида проводит рукой по грудям, по животу. Она стягивает с себя нижнее белье, закрывает глаза и гладит себя, кончает снова и снова, пока у нее голова не начинает кружиться и она не обмякает. Пока ее мозг не пустеет.

3

Назначенный судом психолог похож на опустившегося богача. Он отстраненный, но неприветливый. Благородные черты, говорит без акцента, вероятно, он с Главной линии[3]. У него двойной подбородок и заметные сосуды вокруг носа. Пьет, наверное. Обручального кольца нет. На чтение дела Фриды у него уходит вечность. Он едва узнал ее, когда она появилась, проводил на ее место, при этом набирая что-то на телефоне. Фрида предполагала, что психологом будет женщина, она не знает, к лучшему это или к худшему, если тебя оценивает белый мужчина пятидесяти с лишком лет. Вряд ли у него есть дети, и непохоже, чтобы его интересы ограничивались защитой детей. Впрочем, социальная работница и люди из службы защиты детей тоже не производили впечатления особо озабоченных защитой детства.

Фрида пять дней не говорила с Гарриет, неделю не видела и не держала ее на руках, только смотрела фотографии и видео дочери на телефоне, нюхала плюшевого мишку, который еще сохранял ее запах. Нужно ей было снимать больше видео, но она не хотела размахивать телефоном перед лицом Гарриет. Гаст, делая фотографии, всегда говорил, что фотографирование крадет частичку души, но к Сюзанне он подходил с другими стандартами. Ее 1498 подписчиков видели Гарриет в одних подгузниках, Гарриет голенькую со спины, Гарриет в кабинете доктора, Гарриет в ванне, Гарриет на столике для переодевания, Гарриет только-только проснувшуюся утром, сонную и уязвимую. Селфи: Гарриет спит на плече Сюзанны, #блаженство. Эти чужие люди знают, что Гарриет ела на завтрак сегодня утром. Фриде отчаянно хочется самой увидеть это, но Рени заставила ее закрыть аккаунты в социальных сетях.

От запаха нафталина ее начинает тошнить. Она не надевала черный костюм со времени, когда в поисках работы проходила собеседования. Она наносит на лицо румяна, красит губы розовой помадой, волосы собраны в низкий пучок, на ней бабушкин жемчуг. Отвратительно сейчас его надевать. Самым большим желанием ее покойной бабушки было увидеть ее женой и матерью.

На столе психолога видеокамера размером с ладонь, аппарат нетвердо стоит на треноге, расположенной на стопке картонных папок.

— Миз Лью, прежде чем мы начнем. Английский — ваш родной язык?

Фриду передергивает.

— Я здесь родилась.

— Прошу прощения. — Психолог возится с камерой. — Ага, вот оно. — Загорается красный диод. Психолог распахивает желтый блокнот на чистой странице, снимает колпачок с авторучки. Начинают они с истории семьи Фриды.

Ее родители профессора экономики, ныне пенсионеры. Иммигранты. Отец родом из Гуанчжоу, мать родилась в Нанкине. Они приехали в Штаты, когда им было немногим более двадцати и познакомились в магистратуре. В браке сорок четыре года. Фрида родилась в Энн-Арборе, выросла в Эванстоне, на окраине Чикаго. Единственный ребенок. Сейчас ее семья вполне устроена, но ее родители начинали с нуля. Отец в буквальном смысле был нищим. Когда она была ребенком, бабушка и дедушка жили с ними, переезжали с ними с места на место. И еще ее тетушка. Потом другая тетушка. Родня. Родственники. Ее родители помогали всей родне, пробивали им визы.

— Тогда это было возможно, — говорит она.

Психолог кивает.

— А что ваши родители думают об этом происшествии?

— Я им еще ничего не говорила.

Она смотрит на свои ногти, покрытые розовым лаком с желтым отливом, заусенцы ровно сострижены, залечиваются. Она не отвечала на их звонки. Они думают, она занята на работе. Целую неделю не говорить с Гарриет — это должно быть как пытка. Но Фрида не хочет выслушивать их вопросы — ни про Гарриет, ни про что угодно. Каждый звонок начинается с одного и того же вопроса на мандаринском: «Ты уже поела? Не голодна?» Их способ сказать: «Я тебя люблю». Сегодня утром она выпила кофе и съела инжирный батончик. В животе бурлит. Если бы они знали, что случилось, они бы прилетели сюда. Попытались бы все уладить. Но она не может показать им пустой дом, камеры, она не может допустить, чтобы они после бегства из коммунистического рая узнали: кроме такой дочери, как она, у них ничего нет.

Отец ребенка белый? Не возникали ли какие-то проблемы культурного порядка?

— Я думаю, как и все родители-китайцы, они хотели, чтобы я поступила в Стэнфорд и познакомилась с хорошим нейрохирургом. Еще одним АКП — ну, вы знаете: американцем китайского происхождения. Но Гаста они полюбили. Они считали, что он мне подходит. Наш развод их очень расстроил. Он всех расстроил. У нас только-только родился ребенок.