Школа корабелов

— Это черт знает что таксе! — Всегда спокойное лицо Гроздова перекосилось от негодования. — Скоро в Петербурге не останется ни одного русского корабельного мастера, — Траверсе всех разгонит. Бьешься как рыба об лед, чтобы дать флоту образованных инженеров, а по милости министра они никому не нужны.

— Да, не нужны! — подтвердил Разумов. — Мы строим корабли, отводим их в Маркизову Лужу, где они стоят и гниют, не сделав ни одного выхода. Переводится лес, тратятся деньги, а флота нет. Более трех кораблей нельзя выслать в море, ибо мачты переставляются с одного корабля на другой, а прочие суда совершенно не имеют мачт. Недаром среди моряков давно уже ходят слухи, что Траверсе — шпион и по заданию иностранной державы стремится уничтожить русский флот. Такого застоя и развала на флоте еще никогда не было…

Разумов погрузился в невеселые думы. Молчал и Гроздов, удрученный силой неоспоримых фактов. После продолжительной паузы профессор негромко сказал:

— А все-таки я этим слухам не верю. Будь Траверсе шпионом, он держал бы себя более осторожно. Вот уже три года, как против его особняка на Неве стоит линейный корабль «Лейпциг». Всем бросается в глаза, что на корабле нет ни людей, ни пушек, ни даже мачт. Траверсе мог бы и совсем прекратить постройку судов, мог бы, наконец, закрыть наше училище. Разве он не понимает, что плеяда выпущенных нами корабельных инженеров в два года восстановит прежнее могущество флота?

— Я думаю, что министр щадит училище только потому, что не хочет лишать Лебрюна солидных доходов. Но Путихов приходил неспроста…

— Путихов был здесь? Когда? — насторожился Гроздов.

— В прошлое воскресенье, — неохотно ответил Разумов, сожалея о том, что проговорился.

— Зачем он приходил?

Разумов подсел к камину и протянул озябшие руки к тлеющим углям. Иван Петрович не сводил с него беспокойных глаз. Путихов был явным врагом, и его появление не сулило добра.

— Что ему понадобилось в училище? — с нарастающей тревогой повторил вопрос профессор.

— Не знаю. Я долго ломал над этим голову. Видишь ли, Евлампий Тихонович проявил довольно странное любопытство к нашим помещениям; он обошел все классы и кабинеты. Между прочим, он хвастался тем, что Траверсе выдает за него замуж красавицу француженку.

— Что за нужда пересказывать пьяные бредни?

— Нет, Иван Петрович, Путихов был совершенно трезв и, надо думать, не врал. Когда он уже ушел, я вспомнил историю с гувернанткой маркиза Шарлоттой. Помнишь, Саша Попов нам о ней рассказывал?

— Как же, конечно, помню. Мы еще очень жалели эту молодую девушку. Неужто она могла согласиться выйти замуж за такого мерзкого человека, как Путихов?

— По-видимому, она вынуждена была пойти на этот шаг. Все очень просто: Шарлотта сыграла свою роль и не нужна больше маркизу. Чтобы избавиться от нее, Траверсе выдает ее замуж за первого встречного. Таких браков у нас много.

— Что еще говорил Евлампий?

— Он сказал, что в новом году суммы на содержание училища не будут увеличены. Проект штатов Путихов прячет у себя.

— Господи, какой негодяй! — Гроздов беспокойно зашагал по навощенному паркету. — Нет, с меня довольно! Я поеду в министерство и заявлю самый решительный протест.

Прищурив глаза, Разумов ласково созерцал худые щеки и лысеющую голову друга Он искренне любил этого слабого здоровьем человека, связавшего с училищем все свои горести и радости. Сколько незаслуженных обид наносили ему Путихов, Гагарин, Апацкий, а он безропотно сносил все и продолжал трудиться.

— Где уж тебе, Иван Петрович, бороться с министром, — грустно улыбнувшись, сказал корабельный инженер. — И перестань расстраиваться, все будет хорошо. Какую бы мрачную пору ни переживало училище, ты его не покинешь, а с тобой оно не пропадет.

2

Разумов уехал. Проводив его, Гроздов не переставал думать о Путихове. Никогда у профессора не было более подавленного настроения, никогда он не чувствовал себя таким беспомощным, как в эти хмурые декабрьские дни, полные ожидания надвигающейся грозы. И она вскоре разразилась.

В середине второй недели из канцелярии министра пришла бумага. Гроздову предписывалось немедленно явиться к директору морского кадетского корпуса со списком учителей школы корабелов.

Восьмидесятилетний адмирал Петр Кондратьевич Карцов встретил профессора дружелюбно и показал ему докладную записку, при чтении которой у Гроздова болезненно сжалось сердце. Записка гласила: