Школа на горке

— Обещали в ближайшее время, Регина Геннадьевна. Так долго не чинят, просто безобразие.

Муравьев идет рядом с Борисом и рассуждает:

— Если мы будем искать Г.З.В., нам многое откроется, если найдем. А если не найдем?

— Давай искать лучше глобус. Глобус хоть понятно, что это такое: круглый, на ножке, вертится.

— Да, да. Глобус — это понятно, — задумчиво говорит Муравьев.

Борис чувствует, что сейчас Муравьев не с ним, он ушел в свои размышления, он и не помнит, что рядом идет Борис. Борис очень не любит, когда так случается.

— Смотри, Муравьев, смотри. Вон идет Анюта.

Борис весь подался вперед, по той стороне улицы идет маленькая девочка в растерзанной шапке, портфель набит так, что не закрывается, девочка держит его под мышкой, оттуда торчат коньки.

— Смешная, с коньками в школу ходит, — говорит Муравьев.

— Ничего смешного, это же Анюта. Она в спортивной школе учится. Чтобы энергию направить в мирных целях.

— Подожди! — кричит Муравьев. — Анюта! Постой!

— Я и так стою. — Она поднимает на них свои коричневые глаза, бросает тяжелый портфель на тротуар, сдвигает шапку со лба на затылок.

Они подходят к Анюте. Борис улыбается во весь рот и сам не замечает. Он так рад встретить Анюту! Она, конечно, не знает, что он не один раз приходил к тем доскам в ее дворе. Доски на месте, а ее не было.

— Я тебя видела, Борис, — говорит Анюта. — Раз сто. Ты возле досок ходил. Смотрю в окно — ходишь туда-сюда.

— Не сто, — тихо бормочет Борис. — Раз пять всего-то.

— Скажи, Анюта, приехал твой сосед из ГДР?

— Нет еще. Но теперь уже скоро, — вздыхает Анюта.

— А почему ты огорчаешься? — спрашивает Муравьев. — Он же хороший, ты сама говорила.

— Хороший. Но он собаку заберет, Сильву.

Анюта отворачивается и смотрит по сторонам, чтобы они не заметили, как она расстроилась.

— Ну, это можно попросить, чтобы давал погулять, — говорит Борис. — Договориться можно.

— Правда? —Анюта снова засияла. — Ты молодец. Можно же договориться. Сильва ко мне привыкла, она меня слушается. И сосед позволит ей со мной гулять. Да?

— Конечно, позволит, — говорит Борис уверенно. — Почему не позволит?

— А когда он приедет? — спрашивает Муравьев.

— Через семь дней. — Анюта отвечает Муравьеву, а смотрит на Бориса.

Она ни о чем не спрашивает его, но Борис почему-то догадывается, чего она хочет:

— Вместе зайдем к нему и договоримся. Я с любым человеком договориться могу. Муравьев знает.

— Он может с кем хочешь договориться, — уверенно отвечает Муравьев. — Его вся школа за это уважает.

Все-таки Муравьев очень хороший друг.

— Пойду, — говорит Муравьев. — Очень много задали по литературе — длинные стихи наизусть учить. И кому это нужно?

Он уходит. Анюта говорит Борису:

— Ты по бревну пройти можешь? А на руках? Не можешь? Эх ты! — Анюта не любит, когда кто-нибудь относится к ней покровительственно, она сразу начинает сбивать спесь с любого человека. — Вся школа его уважает! А по бревну пройти не может!

— Почему не могу? Могу, наверное. Ну, не на руках, конечно. А на ногах — скорее всего, могу.

— «Скорее всего!» Мерси пардон!

Почему «мерси пардон», совсем уж непонятно. Но Борис не обижается на Анюту. Почему-то ему весело от всех ее слов, от ее сварливого тона, от ее сердитых глаз. Не хочется на нее обижаться, и все.

— И на ногах, наверное, не смогу, — мягко говорит он.

И она вдруг перестает наседать, успокаивается, идет с ним рядом. Потом говорит:

— А портфель мой немного понести можешь? А то рука скоро оторвется.

Он берет ее портфель, пробует закрыть разинутую крышку, но портфель набит до самого верха, крышка не закрывается. Борис несет портфель под мышкой, а свой — в руке. И ему совсем не тяжело.

— Знаешь, Анюта, мне надо достать одну вещь, которую я даже не представляю, где можно достать. А если бы я знал, где ее достают, то уж ничего бы не пожалел.

— Какую вещь? Не пойму что-то. — Она остановилась, опять поправила ушанку, которая на этот раз сползла набок, так что закрыла один глаз, и Анюте приходилось смотреть на все только одним глазом. — Какую вещь ты не можешь достать? Портфель брось, что его зря держать, такую тяжесть?

— Я думаю, что никто не знает, где это можно достать.

— Ну, это ты брось, это глупости. У моей мамы есть знакомая тетя Вера. Мама говорит, что тетя Вера может достать любую вещь, абсолютно любую. Она не может достать только птичьего молока, так сказала мама. А птичьего молока и вообще никто не может достать, его вообще на свете не бывает, птичьего молока. Только конфеты так называются, но конфеты — ерунда, я вообще сладкого не люблю. А ты?

— И я не люблю, — ответил Борис, хотя на самом деле очень любит конфеты и пирожные, а мороженого «Лакомка» может съесть три порции сразу.

— Ну? Что тебе нужно достать? Какую вещь?

— Мне, Анюта, очень нужно где-нибудь раздобыть пулеметную ленту. От настоящего военного пулемета. Поняла?

— Да, — растерянно говорит Анюта, — поняла. А зачем?

— Для музея, — коротко объяснил Борис, — в школе музей. Поняла? И все ждут пулеметную ленту. А ее нет.