Школа. Никому не говори. Том 1.

– Ну уж точно не в библиотеку! Прогуляемся в район четвёртой школы. Пахана помнишь?.. Вот будем с ним кайфовать. А ещё я тебя с другими ребятами познакомлю.

***

Люба не могла отказать матери отнести гостинцев Таисии Фёдоровне. Отказ мог вызвать вопросы, а школьнице придумывать ответы на них очень не хотелось. Лучше уж краснеть перед Сэро, чем оправдываться перед мамой.

Подростки подошли к домику – старенькому, но опрятному, утонувшему в деревьях и зелени. Дом от тротуара будто падал в травяную яму вместе со двором и растительностью. Поспелова попросила Ибрагимова встать подальше, а сама, просунув руку в щель калитки и нащупав щеколду, зашла вовнутрь и позвала старушку.

Таисия Фёдоровна вышла на зов из приземистой побеленной пристройки и бросилась обнимать девочку.

– Вот, бабулечка, вам мама передала!

– Ох Сашенька балует! Спасибо ей! Помолюсь за неё завтра в церкви! Хорошая у тебя мама, добрая очень… И ты вся в неё.

Старшеклассница, улыбнувшись, потупила взгляд.

– Пойдём, доченька, пирожком угостишься!

Таисия Фёдоровна завела Любу в пристройку – крошечную летнюю кухню с низким потолком, с побеленными, без единого пятна, стенами, с газовой доисторической печкой и маленьким столом. Пахло чистотой и старостью. Женщина положила в пакет несколько жареных пирожков из большого, покрытого вафельным полотенцем блюда. Сдоба была румяная, пышная и аппетитно пахла домашним тестом и капустой.

– Пойдём-ка. Ещё кое-что маме передам!

Дом состоял из нескольких чистеньких комнаток с низким потолком и белеными стенами. Старушка провела девочку в зал.

Люба, уже бывавшая в гостях у Таисии Фёдоровны, в который раз зачарованно огляделась. Ни у кого больше Поспелова не видела подобного убранства.

Все стены были увешаны заводными часами и чёрно-белыми, потускневшими от времени портретами в рамах из потемневшего дерева. Железная кровать со взбитой пуховой периной стояла для красоты – на ней никто не спал. У высокого кованого изголовья теснилась гора пышных подушек, расшитых цветами вручную да покрытых белоснежным кружевом. Над кроватью висел ковёр, а на нём – опять потускневшие портреты в потемневших рамах. Пахло чистотой, стариной, почтенным возрастом. Щёлкали ходики, подрагивали гири на цепочках – многоголосое тиканье в полной тишине завораживало и пугало.

В комнате было четыре миниатюрных окна с деревянными рамами, крашенными светло-голубой краской. Кружевные, сверкающие белизной занавески спадали с карнизов на пол, пряча от посторонних цветочные горшки. Таисия Фёдоровна взяла с подоконника толстую стопку церковных свечей, завёрнутых в белый носовой платок.

– Держи, золотце! Маме дом освятить: она просила меня.

Подросток оглядела свои маленькие карманы.

– Простите, бабушка, не могу сейчас взять. Некуда положить.

– А я пакетик дам!

– Нет, не надо. Просто по делам иду, боюсь потерять.

Люба, извиняясь, посмотрела на женщину. Если она притащится к друзьям Сэро с пакетом свечей, неизвестно, как они это воспримут. А если умудрится потерять передачу, то придётся оправдываться перед матерью. И библиотекой прикрыться не удастся – мама погонит её туда, да и (не дай Бог!) сама пойдет ругаться. Тогда и выяснится, что тихоня наврала.

Деревья, беспокойные из-за разыгравшегося южного ветерка, шуршали ветками по деревянной обшивке дома, били по стеклам.

– Хорошо, девочка моя, скоро в гости зайду и тогда занесу… А это кто под деревом стоит, за забором? – Насторожившись, Таисия Фёдоровна отодвинула занавеску. – Что этому лоботрясу надо, интересно?

Поспелова, высунувшись в окно, увидела задумчивого Сэро, опёршегося о ствол тополя, что рос у забора.

– Это мой знакомый, – решила открыться школьница.

– А-а-а-а, вот оно как! Гулять с ним, значит, идёшь! Я уж думала, не воры ли? – пожилая женщина бесцеремонно разглядывала ничего не подозревавшего парнишку. – Красивый-то! Как бес! Чистый бес! Чернявый, смуглый. Стройный, как кипарис. Турок? Может, таджик? Или цыган? Лицо уж больно умное да смышлёное! Воспитание и корни налицо! Армянин? Нет, грек!

Люба, красная, как рак, глазела на открыто восхищавшуюся Таисию Федоровну и оторопело молчала.

– Сашенька знает, что ты с мальчиком гуляешь? – старушка подняла проницательный взгляд на школьницу.

– Нет, не знает! Он знакомый из другого класса. Просто… Всего лишь… Не рассказывайте, пожалуйста, маме!

Таисия Фёдоровна понимающе глянула на Любу.

– И не думала ничего говорить, девочка моя! Придёт время, сама поделишься.

– Нечего рассказывать! Мы иногда общаемся!

– Общайтесь, милая. Молодые! Только осторожна будь с парнями-то.

Бабушка опять выглянула в окно, чтобы рассмотреть Сэро напоследок.

– Надо же, какой соблазнительный чертяка! Не погулять, будучи молодицей, с таким равно как согрешить! Не бойся, маме не скажу. Жизнь-то, Любонька, одна! Живи, пока живётся. Когда ещё жить-то?.. Вот же смазливый! И где ты его откопала?!

– Да нигде не откапывала, бабушка! Это друг. Приятель. Ничего лишнего!

Люба благодарно улыбнулась старушке, всегда с полуслова понимавшей её. Она наклонилась, чтобы поцеловать низенькую женщину в обветренную смуглую щёку.