Школа. Никому не говори. Том 2

Жваник с радостью осуществил задуманное, со всей дури пихнув в стену только взявшую поднос Поспелову. Посуда разбилась, девочка облилась супом и какао, а Тимон, наблюдавший исподтишка, ждал, что последует дальше. Но тихоня не заплакала, не полезла драться с Ильёй, не пошла жаловаться Бортник. На следующий день не прибежала в школу её грозная мама. Тогда мальчишка начал подговаривать одноклассников и, видя, что ровесница по-прежнему не жалуется никому, стал действовать более открыто и сам, выжидая, когда чудачка начнёт огрызаться, драться, поворачиваться на обидные прозвища, летевшие градом.

Толку было ноль. Степанченко недоумевал и злился.

***

Летом перед восьмым классом, в очередной раз подравшись с отцом, мать зашла в комнату Тима (семья уже переехала в достроенный просторный дом). На лице женщины вокруг левого глаза набухал синяк, с подбитой губы сочилась кровь. Мать, прикрыв пострадавшую губу платком, погладила сына по голове. От женщины в радиусе метра расходился пьяный перегар.

– Тимоша, приглядывайся к Поспеловой, чтоб не жить, как я – с твоим папаней. Она симпатичная, из приличной семьи с образованием и деньгами! Дом огромный наверняка ей достанется! Никогда она поперёк слова не скажет, станет в рот заглядывать и годить! Будешь как в масле сыр кататься!

– Ма, да она отмороженная! – прыснул пацан. – Всё время ходит с рылом, будто в свинарник зашла! На людей вообще не смотрит.

– А на тебя? – нетрезвая женщина пытливо посмотрела на подростка.

– И на меня. Сидит, молчит, общается лишь с Федотовой и с Лаврентьевой.

– О-о-о, ну ещё бы!!!.. Одни богачки!

– Короче, коза высокомерная.

– А ты подход найди. – Мать наклонилась и перешла на шёпот. Перегар ударил Тимофею в нос. – Если надо, силой возьми! У неё семья порядочная, сделают всё возможное, чтобы позор скрыть. Вот и будет твоей! Так раньше небогатые парни делали. Если по-другому никак, то почему бы и нет?

Школьник покраснел, едва представив то, что ему предложила пьяная родительница.

За стеной скулил осоловелый отец. Мать в пылу драки вырвала ему несколько клоков и прокусила до мяса руку. Жена в драках мужу никогда не уступала.

Мальчик знал с пелёнок: родители протрезвеют, помирятся, простят друг друга. Мама подстрижёт папу, чтобы он из-за выдранных прядей не смотрелся плешивым. Они начнут обниматься, миловаться, целоваться, а потом в их комнате раздастся ритмичный скрип кровати, перемежаясь с томными стонами. Предки ругались на всю округу, дрались на потеху соседям, но всегда мирились и продолжали жить-поживать.

Тим и его старшие братья уважали родителей. Мысли не было осуждать старших, а те, кто пытались проявить неуважение к их семье, сразу получали кулаком в зубы.

***

В середине восьмого класса Тимон подошёл один на один к Бортник и попросил посадить его к Любе, чтобы «подтянуться в учёбе». Теперь девчонка была на расстоянии вытянутой руки, но всё равно вела себя как истукан. Он портил специально её вещи, толкал, пинал ногами под партой, оскорблял – ноль реакции. Нравилось мальчику брать молчаливую одноклассницу за руку и тянуть её тоненькие белые пальчики из суставов, а один раз он весь урок математики тыкал под столом в девчачье бедро остриём циркуля. Поспелова упорно молчала до победного, хотя, подглядывая в спортивной раздевалке, шатен увидел на её бедре огромный синяк от множества проколов.

К старшим классам тихоня расцвела. Тим искренне считал её интересной, но сердился за холодность, не подозревая, что сверстница таким образом защищается от его нападок. Парень, лицезрея «приседания» матери перед семьёй Поспеловых, ощущал себя третьесортным существом, что не способно на успех в глазах «богатой» одноклассницы.

Открытый, общительный Степанченко вырос красивым подтянутым юношей. Ему нравилось, как одноклассники подражают ему во всём, подхватывают любую его идею, каждую шалость на лету, поэтому травить Поспелову не составило труда. Не составило труда так же натравливать товарищей побить Любу в школьных коридорах, отвадить ровесников от общения с ней, внушить, что девчонка – уродина, и таким образом убрать конкуренцию.

Иногда Тимон останавливался, осознавая, что жестокостью отдаляет от себя сверстницу. Тогда он пытался быть ласковым, называть по имени, пройтись вместе домой – и получал то же угрюмое, настороженное, молчаливое недоверие в ответ, как и при дурном поведении. Парень сделал вывод: хорошо или плохо – результат один. Ущемлённая гордыня давала о себе знать, и круги ада для Любы не имели ни конца ни края.

Но в среду молчунья проснулась и чётко дала понять, что всё видит и понимает. А в пятницу разревелась. «Оказывается, ты умеешь плакать, куколка!» – радовался Тим. Маска равнодушия сорвана. До точки кипения он довести её всё-таки смог. Оставалось дело за малым.

***

Пока друзья, спрятавшись в камышах, отстреливали птиц, Тимон злился и думал. Дрянной Сэро успел присвоить то, что Степанченко получить так и не смог. Десятиклассник вкурил, почему Поспелова огрызалась на географии и почему, плача от боли в тупике, пообещала, что он пожалеет.