— Лена, это литературные данные и данные, используемые в Лондоне при сертификации. Попробуйте нам объяснить столь разительные расхождения.
— Ничего не могу сказать. Я, да и, по-моему, никто из наших не анализировал их. Борис Семенович дал, а мы приняли. Кто будет проверять шефа?
— А когда делали анализ опытных сушек на маленькой пилотной установке, цифры были такие же?
— Родион Иванович, я не знаю. С этими цифрами я столкнулась недавно, после отъезда Бориса Семеновича. В мои обязанности сопоставление раньше не входило.
— Ладно, Леночка, спасибо. Просьба пока никому о нашем разговоре не сообщать. Даже Борису Семеновичу. Надо еще раз все проверить, а то можем дров наломать.
— Хорошо. Ну, я пойду?
— Конечно, конечно. Успехов.
— До свиданья.
После ухода Лены Родик и Михаил Абрамович некоторое время сидели молча.
— Миш, ты что-то понимаешь? — спросил Родик.
— Понимаю. Боря зачем-то всех обманул, — спокойно ответил Михаил Абрамович.
— Зачем? Может, все же сам Абрам дался в обман…
— Не знаю, факты свидетельствуют о другом. Странно, но танзанийский образец — тоже не грин кардамон.
— Что будем делать?
— Надо с Гришей посоветоваться.
— Что это изменит?
— Не знаю, но надо.
— Советуйся. Он твой прямой начальник, а я пока подумаю. Буду дома. Звони. Привет.
— Родик, подожди. Тут Боря переслал письмо Игоря Николаевича. Возьми…
Родик взял несколько аккуратно разрезанных листов факсовой бумаги, на которой отпечатались разлинованные в клеточку листы школьной тетради, исписанные крупным знакомым почерком Сировича.
Текст был длинным, и Родик решил прочесть дома, подумав про себя, что если есть письмо, то у Игоря Николаевича больших проблем, вероятно, нет.
19 глава
Если нет необходимости принимать решение, необходимо не принимать решение.
Дома никого не было. Родик в очередной раз удивился отсутствию жены, которая после ухода с работы, вопреки ожиданиям, не проявляла особенной домовитости, хотя забот у нее стало, по мнению Родика, существенно меньше, а свободного времени — больше.
После поездки в Австралию у Лены образовался новый круг знакомств и, вероятно, интересов. Родик, тоже бывавший дома редко, старался принимать это как должное, хотя все чаще возмущался появившейся неустроенностью — то на ужин ели готовые пельмени, то утром не находилась чистая рубашка, то в квартире царил кавардак с горой немытой посуды на кухне. Подросшая Наташа старалась исправить ситуацию, выполняя часть домашней работы, но у нее это не всегда получалось. Да и она после школы предпочитала домашнему времяпрепровождению общение с подругами. По вечерам всем собраться тоже не удавалось — Наташа делала уроки, жена, если была дома, пропадала на кухне, а Родик либо работал, либо смотрел телевизор. В общем, семьи, по мнению Родика, уже не было. Он часто задумывался над тем, с чем это связано, и находил кучу субъективных и объективных причин, анализировать и тем более исключать которые не имел ни времени, ни возможностей. Родик каждый раз успокаивал себя фразой: «Все так живут…»
Он разделся, засунул ноги в теплые домашние тапочки и открыл бар. Ему уже давно хотелось выпить. Осмотрев ряд бутылок, выбрал водку. Поразмыслив, сходил на кухню и принес из холодильника чешское пиво и кусок сыра. Опрокинув без закуски рюмку водки, он устроился в кресле и стал, попивая из бутылки пиво, читать письмо Сировича.