Школа обольщения

Сила Файфи заключалась в его гибкости, стремлении использовать сценарий как стартовую площадку, а не как истину в последней инстанции. Как и Вито, он никогда не забывал, что, в сущности, они заняты тем, что играют, и помнил, что игра означает развлечение. Он не любил потакать своим желаниям, не воспевал страданий, был не из тех, что рыдают над разбитой мечтой. Он воплощал мечты в жизнь, и за эту черту Вито дал ему первую режиссерскую работу. Как режиссер он создавал атмосферу, при которой всем актерам и актрисам казалось, что они в него немножко влюблены, а он немножко влюблен в них. Впрочем, его вполне устраивало, если те, кому непременно нужно кого-то ненавидеть, находили себе для этого объект. А так как Вито прикрывал его фланги, готовый, как казалось Файфи, пнуть в зад всякого, кто покусится на его картину, он пребывал в лучшем из миров.

После падения в пруд с лилиями Билли чудилось, что ее чуть ли не гвоздями прибили к брезентовому креслу. Со всех сторон ее подкарауливали электрические кабели неизвестной, но, безусловно, зловещей реальности. Прогуливаясь вокруг, она рисковала оказаться на дороге у той или другой группы техников, и она поклялась себе больше ни на секунду не создавать людям хлопот. Но, даже наблюдая за всем с одной неподвижной точки, она через несколько дней твердо усвоила, что производство кино — это девяносто восемь процентов ожидания и всего два — действий. Ничто в ее жизни, в особенности из того, что она читала о кино, не обещало ей такой беспощадной скуки. Сначала она думала, что все идет так медленно, потому что съемки только начались, но вскоре поняла, что периоды бездействия являются естественным показателем ритмичности наблюдаемого процесса. Следить за последовательностью действий старого чудака, который трясущимися руками собирает модель бальсового плота в бутылке, и то занимательнее, обозленно думала она.

Неужели она — единственная на свете, кто считает, что провести полдня в ожидании, пока подготовят площадку, ради того чтобы обнаружить, что освещение надо менять, это скучное действо не похоже на вдохновенный жизненный театр? Она не осмеливалась кого-нибудь спросить. Лучше она сгниет заживо в своем кресле, чем хоть что-то скажет Вито, да и вместе они бывают лишь поздно ночью, после просмотра отснятого за день материала. Сидя в кресле, Билли улыбалась про себя и яростно покусывала нижнюю губу. Как бы Вито ни распылялся днем, общаясь с другими, ночью ей не в чем было его упрекнуть. Она с ним получала такое полное сексуальное удовлетворение, что чаще всего делала свои наблюдения об утомительности кинопостановки Сквозь дымку чувственного ожидания. Вот он, в тридцати метрах от нее, раздетый до пояса, жестикулирует с потрясающей энергией, словно вождь во главе войска верных соплеменников, и она чувствовала, что опять хочет его, прямо сейчас, черт возьми, а не через десять часов. Она представила, как идет с ним через поле, входит в фургон, стоящий здесь для его же нужд, запирает дверь и стягивает одежду, и ощутила, что все ее тело невыносимо напряглось. Она будет стоять, раздвинув ноги, абсолютно неподвижно, глядя, как растет и твердеет его член, а на лице появляется грубоватое, полуслепое выражение, — так всегда бывало у него при виде ее обнаженного тела. Он похож на священного быка, на лесного бога с рисунков Жана Кокто. Подумав о нем, вспомнив его запах, запах выступившего на солнце пота, Билли прикрыла затуманившиеся глаза и незаметно поежилась, поведя бедром.

— Обед, миссис Айкхорн! — крикнул кто-то ей в ухо. Она вскочила, чуть не перевернув кресло, но сообщивший, кто бы он ни был, уже исчез.

Обед, подумала она, зардевшись от возмущения. Как они смеют называть обедом эту гнусную стряпню? Ее ежедневно поставляла на съемочную площадку компания, специализировавшаяся на снабжении киносъемок продовольствием. По традиции трапеза была обильной: огромные подносы с ломтями жареной свинины, блюда жареных цыплят, кастрюли спагетти и фрикаделек, чаны картофельного салата, горы жаренных на решетке телячьих ребрышек, блестевших от жира, тарелки сосисок в тесте. Одно блюдо было тяжелей и неудобоваримей другого.

В этом изобилии, предназначенном скорее для водителей-дальнобойщиков, Билли удалось откопать немного желе из концентрата и — о, чудо! — тарелку прессованного творога, украшенного тертой морковью, еду, которую она ненавидела со школьных лет. Но это, по крайней мере, не жареное. Так как Вито уделял обеденные часы совещаниям, она уже два дня ела одна, ужасно стесняясь, а потом решила брать поднос и уходить в фургон.