Школа обольщения

Вэлентайн отвергла одну за другой четыре мансарды, совершенно разрушенные и очень подозрительные. Пятая располагалась под самой крышей здания в районе Тридцатых улиц. Привратник сказал, что три остальные комнаты на чердаке уже заселены: в одной живет пара, работающая по ночам, в другой — тихий старичок, уже лет десять пишущий книгу, а в третьей поселился фотограф. Две осмотренные ею комнаты, похоже, не имели дыр в полу, и что-то в них, то ли вид на Гудзон, то ли два окна в потолке, напомнило ей о Париже. Вэлентайн сразу сняла эти комнаты. Интересно, долго ли она собирается маяться ностальгией, подумала она. В Париже она тратила все карманные деньги на американские пластинки и американские фильмы, а здесь, в Нью-Йорке, ее притягивает к себе место, видом и освещением напоминающее о Париже. Через две недели она получила со склада всю мебель и расставила ее почти так же, как было у них в парижской квартире. Чтобы почувствовать себя как дома, в этих апартаментах не хватает лишь запасов еды и питья, решила она и отправилась в поход по магазинам, который и завершился знакомством со Спайдером и спасением двух бутылок вина, готовых выскользнуть из-под руки.

Аппетит его вполне соответствовал закупленной ею массе паштета и сыра. Когда он ушел, она подумала, что с этим Эллиотом очень легко говорить, раз уж ей удалось преодолеть свою застенчивость, забыв, что она впервые в жизни принимает у себя мужчину, да еще американца. С тех пор как ей исполнилось шестнадцать, французские кузины часто знакомили ее с многообещающими юношами, но никто из них даже близко не подходил под ее идеал мужчины. Вэл воротила свой веснушчатый носик даже от такой выгодной добычи, как служащие «Рено» или других заводов в окрестностях Парижа, чьи гарантированные заработки позволяли им купить собственные маленькие «симки». Но Вэлентайн, разумная не по годам, считала всех этих кавалеров похожими на глупых школьников или недозрелых дедушек: они были так чванливы, скучны и предсказуемы, что она легко могла представить их во главе стола в окружении наследников, еще до того, как они подыщут себе жен. Вэлентайн сама не сознавала, что ее идеал мужчины долгие годы складывался под влиянием американских фильмов, которые она смотрела по субботам. Она раз девять смотрела «Буч Кэссид и малыш Санданс» и «Санданс Кид», шесть раз — «Буллит», восемь раз — «Бонни и Клайд». Идеальный мужчина должен сочетать в себе черты Редфорда, Битти, Ньюмена и Маккуина. Неудивительно, что такового не нашлось среди французского среднего класса.

По сравнению с американскими девушками ее возраста, Вэлентайн была совершенно неумудренной в сексе. Без малого в двадцать два года она все еще была девственницей. До шестнадцати лет ее вечера были заполнены работой по дому. После шестнадцати она по девять часов в день трудилась на работе, более роскошно обставленной, но не менее тяжелой, чем труд землекопа, а вечерами занималась с матерью моделированием и шитьем. Редкие свободные часы она проводила одна в кино или по воскресеньям с семьей в Версале, а не в любовных приключениях. Кому бы удалось в таких обстоятельствах не сохранить девственность, с негодованием спрашивала она себя. Она с неохотой позволяла целовать себя некоторым, но очень немногим из тех неинтересных юношей, с кем ее знакомили. Характер у нее был резкий и прямолинейный, она никогда не ощущала необходимости и, как она считала, потребности научиться кокетничать. Она не относилась к числу женщин, обладавших этим даром от природы. Единственный раз Вэлентайн сгорала от страсти, влюбившись в священника, причем даже не в того, кто выслушивал ее исповеди. Вот и весь опыт, думала она с горечью. А все кругом считают, что французские девушки такие пикантные, такие сексуальные, просто «о-ля-ля!», словно они все как две капли воды похожи на аматерскую барышню времен Первой мировой войны. Да, «давай поговорим, крошка», как же! Она раскрыла драгоценную папку с номерами «Вумен веар дейли» за последние три недели.