Школа победителей. Они стояли насмерть

Неохотно пробивается в комнату свет сквозь тюлевые занавески.

«Сколько же сейчас времени?» — подумал Чигарев.

Часы лежали на столике рядом с кроватью, но для того, чтобы взять их, нужно было высунуть руку из-под одеяла, а в комнате чуть-чуть прохладно. «Наверное, одиннадцатый час… Вставать, что ли?.. Так и так делать нечего…»

Чигарев дома. Ранение оказалось пустяковым, заживало быстро и без осложнений. Все складывалось таким образом, что не видать бы ему отпуска, да в его судьбу решительно вмешалась газета. Очередной номер газеты. Многие, прочитав и сделав кое-какие выписки, положили ее на полку или прикололи к подшивке, а вот Володя не расставался с ней. Даже сейчас лежала она во внутреннем кармане кителя. В газете был опубликован Указ о награждении моряков, отличившихся в боях за Родину. Среди них был и Чигарев. Один награжденный изо всего батальона! Правда, не орденом, а медалью «За отвагу», но награжден»

С этого и началось. Последние дни пребывания медаленосца Чигарева в госпитале, получение награды… Вон она поблескивает на темном сукне кителя. Как горячая кровь ее муаровая ленточка.

Чигарев потянулся, и большая пушистая кошка, спавшая у него в ногах, тоже потянулась, зевнула и снова разлеглась, но теперь уже брюхом кверху. Она призывно мурлыкала, просила погладить ее.

В соседней комнате задребезжал телефонный звонок, послышалось характерное шлепанье ночных туфель матери, а затем и ее приглушенный голос:

— Да, да… Конечно, я… Спит… Устал после вчерашнего и отдыхает…

Устал после вчерашнего… Д-да… Немного неладно вче-ра вышло. Анна Дмитриевна, да и сам Чигарев-старший не могли не отметить такого события, как прибытие домой сына, и вчера собрались гости. Все они были сослуживцами отца или приятельницами матери еще по гимназии. Сначала Володе было немного не по себе под их внимательными, словно оценивающими, взглядами, странными казались и ярко-красные губы матери на морщинистом лице, и седые корешки волос, выглядывавшие из-под черной пирамиды локонов у одной из ее приятельниц, но потом он освоился, решил, что никого и ничего здесь не переделаешь, а поэтому все внимание сосредоточил на своей соседке, оказавшейся студенткой педагогического института и чем-то напоминавшей Ковалевскую. Такие же лучистые глаза, немного припухшие губы. Вот, пожалуй, и все, что он смог заметить.

Быстро завязался разговор, и он вспомнил о других гостях, лишь случайно перехватив многозначительный взгляд матери, направленный на него с Верочкой.

Настроение сразу немного испортилось, и, нагнувшись к своей соседке, Володя прошептал:

— У Марии Павловны на голове настоящий укрепрайон. Куда ни посмотришь — противотанковые рвы, надолбы, а шпильки — словно пушки жерла выставили!

Вера засмеялась, закрыв рот маленьким батистовым платочком с вышитым в углу умывающимся котенком.

— Володя! — скзала мать. — О чем ты рассказываешь? Смотри, Веруся до сих пор успокоиться не может!

— А мне кажется, наш моряк уже пошел в атаку! — загрохотал басом сослуживец отца и засмеялся, довольный своей шуткой.

Володя покраснел, а мать покровительственно и влюбленно взглянула на него.

— Он мне про фронт рассказывал! — выручила Верочка.

— Про фронт? Ого! Мы все послушаем! — И сослуживец отца сделал вид, будто двигается со стулом к рассказчику.

— И верно! — включилась в разговор Мария Павловна. — Мы собрались послушать нашего фронтовика, а он увлекся и на нас внимания не обращает! Расскажите, Володя!

— Расскажите!

— А ну, давай, Володя! Как ты им там всыпал! — опять захохотал сослуживец отца.

— Неудобно молчать, Володя, — сказала и мать. — Видишь, тебя все просят.

— Честное слово, не знаю, о чем рассказывать…

— Ага! Заговорила красная девица! Ха-ха-ха!

— А вы расскажите о вашем подвиге, — попросила Верочка.

Все смотрели на него, ждали рассказа о подвиге, и Володя начал.

В том бою все было обычно, буднично, привычно для него. Фашисты лезли тогда как очумелые, вбивая клин между разорванными флангами роты. Пулеметчики были убиты и он, Володя, сам лег за пулемет. Он стрелял так же, как до этого стреляли и пулеметчики. Может быть, даже и немного похуже, так как у него не было того практического опыта, каким обладали они, но враг был так близко, такими плотными цепями он шел вперед, что мазать было невозможно. Вот он и лежал у пулемета, стрелял до тех пор, пока свои не пробились к нему, не помогли уйти. Всё. Но если рассказать так, то (Володя знал это) его не поймут, померкнет слава, и он начал врать. Страшно было сказать первое слово, а потом пошло легче и он дал волю своей фантазии. В этот бой он собрал все, что видел сам за время пребывания на фронте и что в госпитале рассказывали раненые. Говорил он красочно, увлекательно. Он теперь сам верил себе.

А вот сегодня, вспомнив вчерашнее, он и поморщился:

«Нагородил вчера, а теперь расхлебывай…» Бесшумно приоткрылась дверь и вошла мать. Сейчас она одета просто и по-прежнему близкая, дорогая.

— Не спишь, Вовочка? — спросила она, присаживаясь на край его кровати.

— Не сплю…

— Чай пить встанешь или принести сюда?

— Встану, мама…