Школа Стукачей

Съем в тот день длился несколько часов. В штабе на жилой нас в-

стречали гражданские менты, командир батальона ВВ, какой-то ко-

жаный тип из прокуратуры и Дядя, возглавивший следственную

группу.

Почти всех заставили писать объяснительные, кто что видел, кто что

знал. Нашу почти уже не вменяемую от жарехи троицу вызвал Дядя

в свой кабинет. Надеялся на помощь следствию.

Жареха уже вовсю разгулялась в крови, и на миг вдруг показалось,

будто мне опять семь лет, и я в первый раз попал на работу к отцу, в

огромный кабинет здания высшей партийной школы. Оно до сих

пор высится, как рейхсканцелярия недалеко от станции метро Мак-

сима Горького.

Кабинет был таких гигантских размеров, что можно было бегать, а

стены покрывали плиты из экзотической для Узбекистана карель-

ской берёзы. Когда я в очередной раз грохнул на пол тяжеленный

письменный прибор из бронзы,изображавший узбекского поэта Али-

шера Навои, отец оторвал усталые глаза от кучи машинописных

страниц на столе, и повёл меня в столовую. Столовая, казалось, была

ещё больше чем станция метро Максима Горького. Мраморные ко-

лонны полностью подтверждали сходство. Отец молча кивнул на ме-

ня кассирше, давая ей понять мол "этот товарищ со мной", и оставив

123

меня у скатерти-самобранки, снова вернулся в кабинет. Это был о-

дин из немногих дней, которые я провёл с вечно занятым отцом. Дни

эти можно перечесть по пальцам, и я дорожу ими как фамильными

бриллиантами.

Я, Булка и Бибик, похоже, испытали в тот момент одинаковое чув-

ство.

Мы настолько расслабились, что стали вести себя там как дети, слу-

чайно попавшие в кабинет отца на работе. Жарёха сняла ограниче-

ния. Наши стукачёвские сердца наполнились великой радостью.

Но мы упустили из виду тот факт, что Дядя, в отличие от нас был

совершенно трезв. И зол как собака из-за ЧП.

Кончилось тем, что нам дали по пять дубинок и закрыли на прогу-

лочный дворик. Это тюремная камера с сеткой вместо крыши. Выгу-

ливать постояльцев ШИЗО. Обычно используется как вытрезвитель.

А из под жарехи совершенно наплевать, где переться, ничем этот бе-

тонный кайф не шуганёшь! Стали веселится там, как арестованные

чилийские коммунисты в застенке Пиночета.

Под вечер Худой все же смягчился и отправил к нам со штабным д-

невальным миску плова из комнаты свиданий и пачку сигарет Хан.

Пока Булка с Бибиком плевались на спор у кого круче сушняк, я на-

царапал на стене огромную надпись "ВЕРОНИКА".

***

… Вероника. Я все чаще думаю о нашем переезде в Москву. Мы

будем жить с тобой вдвоём, как муж и жена. В нашем домике! А я те-

бе омлет твой любимый утром в постель буду подавать! А вечером

как зажжём по дискотекам! Я тебе хочу показать один единствен-

ный клуб, который там знаю, Секстон ФОЗД. Тоже в ухо можно

схлопотать, но все же там мы дома, играем на своём поле. На своей

земле.

И потом в Москве не будет этого вурдалака Юры. Он так накрутил

мне дозу, что я почти стал его рабом. Видимся через день. Я теперь

даже заискиваю перед его тупицей женой, хозяйкой вертепа. Сам се-

бе противен. А Юрец знай все больше заламывает за чек, крысит и

разводит хандроз какой-то гадостью. Животное. Как будто нельзя

по-джентльментски глянуть в глаза и просто поднять цену. Знаешь-

124

же гад, что мне некуда больше пойти.

Надо слезать с этой пакости. Что-то как-то втянулся, в привычку ста-

ло входить. Не просто каждый день, а в день по нескольку раз уже

луплюсь. Каждый вечер ложусь спать в лёгком кайфе, обещаю себе

это сделать начиная с завтрашнего утра. Сбавлю дозу и потихоньку

спрыгну.

А утром что? Ханка! Машинка!! Раствор!!! Поехали…

Из-за растущей дозы и дешёвых Юриных фокусов, никак не могу

оптимально подобрать консистенцию. Регулярно передозируюсь. Не

сильно, но достаточно, чтобы бегать блевать на работе каждые пят-

надцать минут. Сказывается на качестве предоставляемых мной у-

слуг. Нервирует окружающих. Моя карьера на всех парах устремля-

ется в тупик.

Из института, наверное, тоже скоро попрут – с моими частыми ко-

мандировками, Вероникой и хандрой, я практически положил на все

хуй. Хотя некоторые по привычке ставят "зачёт", за красивые глазки, но надолго ли это? Я плохо помню, что делал вчера, какие уж тут

курсовые в пизду.

Все катится вниз по наклонной. Поддерживает немного книга Берро-

уза Naked Lunch. Из предисловия следует, что автор сорок пять лет

торчал из-под герыча, а потом спрыгнул. Правда и з самой книги

становится ясно, что автор стал таки играться под хвост. Это недо-

брый побочный эффект.

Ещё, правда, обнадёживает прочтённая недавно биография Герма-

на Геринга, который полжизни вспрыскивал себе морфий, но добил-

ся поразительных успехов пробиваясь на верхушку третьего рейха.

И всё-таки, лучше всего, наверное, с этой мерзости соскакивать.

Москва! Вот спасение! Там, в Москве, где я не знаю никаких юр, вы-

нужден просто буду спрыгнуть. Переломаться. Помучаюсь немного,

но обязательно слезу. Дальше так жить нельзя. Это не жизнь. Это

просчёт времени до следующего укола. И он становится все короче.

Ни какой радости уже - одни угрызения совести.

Потом, меня пугают мысли о рыжем, которому я имел удовольствие