Школа Стукачей

Когда услышите сейчас разговоры, будто бессмысленная была та война, как Вьетнам, улыбнитесь и представите, что границы какого-нибудь талибанского калифата проходили бы сейчас в аккурат под русским городом Оренбург. Та война защитила южные рубежи Родины. Та война проходила всего в нескольких сотнях километров от нас, так что, нам, русским чуркам, виднее.

Ну, хотя выглядит здесь всё как в осаждённом моджахедами Баграме, шашлык на Чиготай-дарбазе центровой. Шесть звёзд. В мире трудно сыскать вкусней. Не могу без слёз вспоминать.

Его жарят прямо в частных домах и продают во дворе. Узбекский дворик - это крепость окружённая высокими глинобитными заборами. За ними на Чигатае крепнет новый класс мелких лавочников. Если бы узбекам дали хоть глоток свободной инициативы за всю историю их недолгой независимости, они отгрохали бы образцовый капитализм. Менеджмент и маркетинг у них в генах.

Публика в таких местах просто совсем ни похожа на тех, кто любит тишину библиотек. Этот контингент не убить даже палёной водкой, которую они гложат прямо из чайных пиал.

Мне мыши библиотечные как то ближе, я сам книжный червь. Поэтому в таких местах страшно немного. Время от времени прижимаю левую руку к корпусу – прошу успокоения у стального Вальтера. Он отвечает приятной тяжестью.

Сидим, ждём, когда поджарят и подадут, со свежими лепешками, луком, узбекским салатом ачук-чучук, и не заявленном в меню роем жужжащих мух.

А вот на ту вон пару джигитов через два столика, я давно внимание обратил. Почти сразу как вошли во дворик шашлычной. Из-за Вероникиной внешности мне вечно приходится крутить башкой во все стороны, как это делают профессиональные телохранители, стерегу мою киску. Играюсь. Знаете, президента Рейгана подстрелили не в мою смену. Объект прямо на «двенадцать часов» Всем готовность номер один.

Подозрительных - двое. Один сидит к нам спиной. Второй, рыжий с веснушками, узбек-альбинос, редкий выродок, смотрит, не отрываясь на Веронику. Раздевает её наглыми, тупыми глазами верблюда. Ладно, сука, пускай себе слюни, такое ты не скоро снова увидишь.

«Только сиди смирно и кушай, дарагой, кушай!»- молю его про себя.

Очевидно, от этих попыток мягкого гипноза, моё лицо приобретает вид «лох в панике». Испуганный ястреб.

Альбинос медленно вытирает пасть углом скатерти с пятнами в стиле «брачная ночь некрофила», и походкой «я ябу алибабу», подплывает к нашему столику.

Он явно вкладывает всю свою мужскую харизму в следующую настоятельную просьбу: «Э, сестрамджан, пайдем пместе пасидим-гаварим, атдыхаем, ды!» Его лицо тепло озаряется улыбкой когда-то принёсшей сталинскую премию актёру из фильма Свинарка и пастух.

На меня – ноль внимания. Мне всегда так оскорбительно, когда на меня смотрят как на пустое место. Ну не похож я на мастера спорта по дзюдо, так что теперь об меня ноги надо вытирать? Не мастеров спорта надо бояться, а вот таких тихих, мелких очкариков, поверьте. Очень агрессивный мстительный тип. Ходячий инкубатор маньяков, педофилов и лиц, практикующих моральный промискуитет. А этот токующий бабуин ещё и под локоть её тянет со стола. Неизящно эдак тянет. Я уверен, что насиловать мою девочку здесь они, конечно, не станут, но увидев перепуганные насмерть глаза Вероники, резко хватаю его за плечо. Пусть я лучше умру в бою, чем допустить даже отдалённую возможность такого унижения.

Не смотря на мой красноречивый и довольно грубый жест, рыжий не удостаивает меня взглядом, а просто бьёт локтём в скулу. С ленцой. И ловко так, пидрила, бьёт, аж звенеть начинает в ушах.

Вот этот отупляющий звон и животный какой-то взгляд Веронички моей и довершают все дело. Когда у вас в руке копье – все мысли на его острие. Вальтер прыгает мне в руку, он уже давно ждёт, когда я о нем вспомню, и я истерично ору: «Ссуккааа!»

Альбинос, наконец, удостаивает меня вниманием, и я, вытянув вперёд руку с вальтером, несколько раз стреляю с очень близкого расстояния. Прямо ему в лицо. Практически в упор.

Пок-пок-пок, рвется на волю сжатый газ. Я, кажется, даже слышу, как дробинки разрывают веснушчатую плоть его плоской физиономии потомственного землепашца. Все вдруг становится каким-то тихим, заторможённым.

Не думаю, что выстрелил бы без наркоза, под которым тогда жил круглыми сутками.

На его бледной, как и полагается быть у рыжего, роже, среди размазанных веснушек - три черные дырочки. Малюсенькие. Похожи на микроскопические синяки с углублениями посредине. Крови - ни капли.

«Интересно, почему не идёт кровь, как странно, странно!» - думаю я, хватая в охапку Веронику.

Мы рвём со всех ног к проходящей неподалёку трассе. Проспект Дружбы Народов - называется.

Там, наконец, удаётся использовать Вероникину жгучую внешность на пользу человечеству, и мы легко ловим такси. Мчимся на квартиру фирмы. Надо оправиться от шока.

Я не Рэмбо, пацаны, стреляю днём в лицо посетителям шашлычных крайне редко.