Школа творческого чтения

Л. Выготский, крупнейший психолог детского чтения, сравнил чтение с евангельским чудом превращения воды в вино: волнение, вызываемое литературными образами, заключает в себе «нечто сверх того, что в них содержится». Наглядным примером этого «сверх того» может служить восприятие Дениской – героем рассказов Виктора Драгунского, пушкинских строк: «Тиха украинская ночь». Строки Пушкина в сознании мальчика постепенно пропали, и он увидел себя в одной рубашке, босоногим, стоящим на крылечке родного дома и созерцающим удивительную картину: спящий городок с его серебристыми тополями, белую церковку, «как она спит и плывет на кудрявом облачке», звезды, «которые стрекочут и насвистывают», а рядом дедушка, который погиб на войне и которого Дениска ни разу не видел живым, но очень любил. Мы видим, как скупые строчки поэта в восприятии ребенка обросли деталями, которых у Пушкина нет. Они породили в сознании читателя новую реальность, в которую органично вписался он сам. Эта картина создана из опыта жизненных впечатлений ребенка, их своеобразной комбинации. Образы поэта превратились в образы подростка, и без него они бы не возникли. В свою очередь, без Дениски строки Пушкина лишились бы оригинального прочтения. Сходную по неожиданности и самобытности картину восприятия мы можем наблюдать и у реального читателя – маленькой Марины Цветаевой. Вот она читает: «Сквозь волнистые туманы пробирается луна», и тут же луна в ее сознании превращается в крадущуюся кошку, потом в воровку, потом в огромную волчицу, которая крадется к стаду баранов.

Опыт анализа детских рисунков по следам прочитанного, показывает, что и многим современным детям свойственны парадоксы восприятия, подобные тем, что проявились у Дениски и Марины Цветаевой. Прочитанный текст, они используют как площадку для своего воображения, добавляя в рисунках детали, которых в произведении нет.

Например, рисуя самую волнительную сцену из повести Л.Чарской «Сибирочка», одна питерская школьница сделала рисунок к самой трагической сцене, когда маленькую Сибирочку, спасая от волков, подвесили высоко на дерево. Она нарисовала снег, сани, дерево с привязанным свертком и … поляну красивых крупных цветов. Представляя свою иллюстрацию школьница сказала, что цветы – это радость жизни, пусть произошла трагедия, но Сибирочка осталась жива. Ребенок волшебными цветами среди зимы утвердил торжество жизни над всеми невзгодами. Так, ребенок расширяет границы произведения, помещая туда все, что родилось в его воображении и чувствах.

Приведенные примеры показывают, что превращение слов в образы – уникальные и неповторимые – есть проявление творчества читателя.

Надо сказать, что читая, талантливые дети не только видят своим внутренним взором, но и слышат внутренним слухом, и осязают, и обоняют, а порой по воле автора вызывают в себе ощущения вкуса. Вот как об этом рассказывает писатель Юрий Бондарев, с детства влюбленный в рассказы Паустовского. «Я могу закрыть глаза, – признается он, оглядываясь на свое детское восприятие, – и по ощущениям вспомнить, как спокойно на рассвете море и как горяча галька, прожженная солнцем, как теплы в полдень стены домов в Новороссийске и Одессе, как догорает закат в пролете сосен, как ложится первый снег на проселочные дороги и поднимается едкий туман над влажной малярийной Колхидой, как скрипят половицы в старом рассохшемся доме, наполненном бледно-снежным светом российской вьюги, как вечером пахнет мокрыми заборами в маленьком приокском городке, как ровно шумит дождь по крышам, как в осенние ночи остро блестит, переливается созвездие Орион над темными лесами, отражаясь в воде». Не надо большого труда, чтобы заметить: одаренный читатель не только видит картины и слышит звуки (скрип половиц, шум дождя), рожденные произведениями Паустовского, но и ощущает запахи едкого дыма, мокрых заборов, осязает горячность гальки и теплоту полуденных стен южных городов. Все органы чувств задействованы в процессе воссоздания образов. Одновременно они обостряются, освежаются, утончаются в своих восприятиях, открывая мир в его осязаемой конкретности.

Как мы могли убедиться, у руля магии чтения стоят двое – автор и читатель. Без этого дуэта писательское творчество лишается своей силы, а читательское – импульса. Как книге нужна фантазия читателя, так фантазии читателя нужна книга. Книга как бы выманивает из сознания читателя множество переживаний и впечатлений, заставляя по-новому их структурировать и оживлять. Это новое воссоздаваемое зрелище, в котором живет читатель, и определяет влияние чтения на духовный мир человека. «Произведение литератора, - утверждал Горький,- только тогда более или менее сильно действует на читателя, когда читатель видит все, что показывает ему литератор, когда литератор дает ему возможность тоже вообразить – дополнить, добавить картины, образы, фигуры, характеры из своего читательского опыта, из запасов его, читателя, впечатлений и знаний».