Белки возобновили свою возню. Они спрыгнули с дерева, предоставившего им убежище, приземлившись прямо на неподвижное тело у подножия сосны. Первая белка зацепилась лапкой за кожу на левом бедре мальчика. Пленница громко заверещала, отчаянно вырываясь, — ее преследовательница приближалась, она нее спешила удрать. Рывок, еще рывок — кожа на ноге мальчика лопнула, и белка умчалась прочь.
Дебора убедилась — в маленькой ранке, оставленной когтями зверька, не проступила кровь. «Как странно», — подумала она, но тут же вспомнила, что после смерти кровотечения не бывает — это привилегия живых.
И тут она закричала, повернулась спиной, бросилась бежать, однако страшная картина уже отпечаталась в ее мозгу с такой ясностью, что Дебора никуда не могла уйти от нее. Она видела все: осенний лист, запутавшийся в каштановых волосах, шрам в форме полумесяца вокруг левой коленки, у копчика — грушеобразная родинка, слева, вдоль всего тела, насколько она могла разглядеть, — большая ссадина, словно мальчика тащили по земле.
Может быть, он уснул? Он уснул?
Но даже с расстояния в два ярда Дебора успела заметить о многом поведавшие следы на запястьях и лодыжках — ярко-белые обручи омертвевшей кожи на фоне красной, воспаленной плоти. Она догадывалась, что означают эти следы, она понимала также, о чем говорит множество одинаковых круглых пятен-ожогов на тонкой коже с внутренней стороны руки.
Он не уснул, он мертв, и смерть была жестока к нему.
— Господи! Господи! — закричала она.
Крик словно придал ей сил. Дебора побежала к машине.
Саймон Алкурт Сент-Джеймс затормозил у линии полицейского ограждения, выставленной перед въездом на стоянку у церкви Сент-Джилс. Свет фар на мгновение выхватил показавшееся совсем белым лицо молодого неуклюжего констебля, назначенного охранять этот пост. Зачем, собственно, понадобился тут дежурный, ведь церковь хоть стоит и не на отшибе, но не так уж близко к соседним домам и толпы любопытных на дороге отнюдь не видно?
Потом Сент-Джеймс вспомнил, что остается не более часа до вечерней воскресной службы. Сегодня прихожан не пустят в церковь.
Дальше на узкой дорожке он разглядел яркую дугу света — там собрались полицейские машины. Назойливо, в постоянном пульсирующем ритме вспыхивал синий свет — кто-то так и оставил не-выключенной мигалку на крыше машины.
Сент-Джеймс отпустил ручное сцепление и вытащил ключи зажигания. Он неловко выбрался из машины, левая нога, скованная протезом, уперлась в землю под неправильным углом, и Сент-Джеймс едва не упал. Молодой констебль внимательно смотрел, как Сент-Джеймс выпрямляется, ломая голову, что положено делать в таких случаях: помочь калеке или приказать ему покинуть запретную зону? В итоге полицейский выбрал последнее, более привычное ему решение.
— Здесь нельзя останавливаться, сэр! — рявкнул он. — Идет расследование.
— Я знаю, констебль. Я приехал за своей женой. Мне звонил ваш инспектор. Она обнаружила тело.
— Вы мистер Сент-Джеймс? Тогда извините. — Констебль откровенно рассматривал вновь прибывшего, словно пытаясь удостовериться, тот ли он, за кого себя выдает. — Я вас не сразу узнал. — Сент-Джеймс ничего не ответил, и молодой человек продолжил: — Я видел вас в новостях неделю назад, но там вы не…
— Разумеется! — прервал его Сент-Джеймс, прекрасно догадываясь, о чем думал этот глупец — лишь в последний момент неуместные слова замерли у него на губах. Разумеется, в телевизионной передаче он не выглядел калекой. С какой стати? Он стоял на ступенях здания Верховного суда, рассказывал корреспонденту, как в только что завершившемся процессе анализ ДНК помог определить личность преступника, и совершенно не был похож на инвалида — камера демонстрировала только его лицо, не показывая, что авария сотворила с его телом.
— Где моя жена? — спросил он. Констебль махнул рукой в сторону дорожки, отходившей от шоссе:
— Она в том доме. Оттуда она звонила нам. Сент-Джеймс кивком поблагодарил констебля и поспешно пересек шоссе. Указанный ему дом стоял чуть в стороне, за распахнутыми створками кованых железных ворот, открывавших проем в кирпичной стене. Ничем не примечательное здание, крытое желобчатой черепицей, гараж на три машины, на всех окнах — одинаковые белые занавески. Сад перед домом отсутствовал, подъездная дорожка упиралась в невысокий склон, который вместе со стеной отгораживал дом от дороги. Переднюю дверь, сделанную из цельного куска матового стекла, обрамляла белая деревянная рама.
Сент-Джеймс позвонил. Дверь открыла женщина в полицейской форме и провела его в гостиную в дальней части дома. Здесь на обитых ситцем стульях и на софе возле кофейного столика расположились четыре человека.