— А Чаз? Он участвовал в вечеринке?
— Да, он был там.
— Все время?
Снова Брайан попытался на ходу сообразить, припомнить, сделать выбор между правдой и ложью.
— Все время. — Но тик, исказивший его губы, уличил попытку обмана.
— Ты уверен? Чаз не отлучался ни на минуту? Он еще оставался там, когда ты уходил?
— Да, он оставался в клубе. Конечно. Где же еще?
— Не знаю. Я пытаюсь разобраться, что произошло здесь в пятницу, в день исчезновения Мэттью Уотли.
Брайан недоумевающе поглядел на него:
— Вы что, думаете, Чаз имеет к этому какое-то отношение? С какой стати?
— Если Мэттью сбежал из школы, значит, у него была на то причина, не так ли?
— И вы думаете, причиной послужил Чаз? Извините, сэр, это просто чепуха!
— Возможно, потому-то мне и надо знать, провел ли Чаз весь вечер в клубе. Если он был там, то он не имеет никакого отношения к исчезновению Мэттью Уотли.
— Он был там, он все время был там. Я видел его, я глаз с него не спускал. Мы почти все время провели вместе. А когда он отлучался… — Тут Брайан резко остановился, его правая рука непроизвольно сжалась в кулак, губы побелели.
— Значит, он все-таки выходил, — подытожил Линли.
— Ничего подобного! Его вызывали к телефону, только и всего. Кажется, это было трижды, не помню точно. Кто-то подзывал его, и Чаз уходил к «Иона-хаусу» — перед ним стоит телефонная будка, — там он разговаривал. Но он отлучался ненадолго, он бы просто не успел что-то сделать за это время.
— Ненадолго — это на сколько?
— Не знаю точно. Пять, десять минут, не более того. Что можно сделать за это время? Ничего, верно? Да и потом, все звонки были уже после девяти, а Мэттью Уотли сбежал еще днем.
Линли видел, что мальчик теряет контроль над собой, и решил воспользоваться ситуацией.
— Почему Мэттью сбежал? Что приключилось с ним? Мы с тобой оба прекрасно знаем, что в школе за закрытыми дверями может твориться нечто такое, о чем директор и учителя понятия не имеют или же предпочитают этого не замечать. Что произошло с Мэттью?
— Ничего. Он просто не адаптировался, он не вписывался. Это всем было ясно, всякий вам скажет: Мэттью так и не понял, как важны товарищи. Они важнее всего, важнее, чем… А для него главное были уроки, зубрежка, подготовка в университет — только это, а все остальное побоку.
— Значит, ты был с ним знаком.
— Я знаю всех мальчиков в «Эребе». Это входит в мои обязанности.
— И до той пятницы ты хорошо справлялся со своими обязанностями, да?
— Да! — Теперь он глядел отчужденно.
— Это твой отец добился, чтобы Мэттью получил стипендию попечительского совета. Тебе это известно?
— Да.
— Как ты к этому относишься?
— Никак. Меня это не касается. Он каждый год выдвигает какую-нибудь кандидатуру. На этот раз его протеже прошел. Ну и что с того?
— Может быть, именно по этой причине Мэттью трудно было приспособиться к правилам вашей школы. Он происходил из другой среды, нежели большинство мальчиков. От тебя требовалось больше усилий, чтобы
— Эдди Хоу?
— Он учился в Бредгаре, отец покровительствовал ему. — Брайан усмехнулся с видом горького превосходства. — А потом Эдди покончил с собой. В 1975-м, как раз перед выпускными экзаменами. Разве вы не видели памятную доску, которую отец установил в часовне? Ее трудно не заметить: «Эдвард Хоу, любимый ученик». С тех пор отец все ищет кого-то на его место. Он поражен проклятием Мидаса, только все, к чему он прикасается, попросту гибнет.
В дверь громко застучали:
— Бирн! Пора! Эй! Пошли!
Линли не узнал, чей это голос. Он подал знак Брайану, и тот позвал:
— Заходи, Клив!
— Эй, поскакали на… — Ворвавшийся в комнату парень замер при виде Линли и Хейверс, но быстро оправился, приветствовал их взмахом руки и произнес: — Ого! Копы уже тут. Повязали тебя наконец-то, Брай? — И закачался с каблука на носок.
— Клив Причард, — представил его Брайан. — Лучший представитель «Калхас-хауса».
Клив ухмыльнулся. Его левый глаз располагался чуть ниже правого, веко сонливо сползало на него — вместе с усмешкой это придавало ему небрежно-пьяноватый вид.
— Слышь, друг, — продолжал он, уже не обращая внимания на полицейских, — нам через десять минут выходить на матч, а ты еще не переоделся. Ты что? Я поставил пятерку против «Мопса» и «Иона», а ты тут рассиживаешься и болтаешь с копами.
Клив был одет не в школьную форму, а в синие спортивные штаны и свитер в желтую и белую полоску. Одежда плотно прилегала к телу, обтягивала его, подчеркивая не слишком мускулистое, но жилистое сложение. Юноша смахивал на фехтовальщика, он и двигался быстро, резко, словно в руках у него сверкала шпага.