Школа в Кармартене

Все слегка задумались. Керидвен хотела было сказать, что врачу следует, наверное, притушить профессиональные знания, когда он просто отдыхает и наслаждается жизнью, чтобы, глядя на красивую девушку, не видеть сквозь все покровы, как макрофаги ее селезенки занимаются разрушением отживших свой век эритроцитов. Но тут в полной тишине раздался ответ Гвидиона:

— Для врача очень важно забывать, сколько пациентов умерло из-за его ошибок, а то он вообще не сможет работать.

Все, включая Моргана-ап-Керрига, оторопели, и только Ллевелис, Керидвен и Морвидд переглянулись так, как будто бы Гвидион их ничем не удивил.

* * *

Обворожительный и, как всегда, веселый профессор Мэлдун появился перед комиссией и приветствовал ее на ирландский манер, пожелав им умереть в Ирландии.

— Ваша семья и происхождение? — пробубнил Зануцки, делая пометки в своем вопроснике, когда Мэлдун в свободной позе расположился напротив него.

— Моя мать была монахиней и была изнасилована моим отцом. Он был тогда в военном набеге. Разумеется, он не запомнил ни ее имени, ни лица, — просто сказал Мэлдун.

— Так, ну, здесь, по-моему, случай ясный, — шепотом сказал психоаналитик.

— А сами вы? — спросил Зануцки Мэлдуна.

— Что я сам? Не собираюсь ли в военный набег? Не намерен ли кого-нибудь изнасиловать для продолжения рода, чтобы не отступать от семейных традиций? — лучезарно улыбнулся Мэлдун.

Зануцки ослабил узел галстука.

— Следовательно, у вас никогда не было нормальной семьи? — вежливо спросил психоаналитик.

— Да нет, почему? Я воспитывался в семье короля. Кстати, вот что, оказывается, изображено на этом гобелене! Ну и ну! Никогда не замечал.

Зануцки оглянулся на гобелен у себя над головой и побледнел.

— Случай более сложный, чем я думал, — зашептал ему в левое ухо взмокший психоаналитик.

— Моего отца звали Айлиль Острие Битвы, из рода Эоганахтов, и я так никогда и не отомстил за его смерть, — сказал Мэлдун.

— О-о, ну, тут такой букет!.. — простонал психоаналитик, хватаясь за голову.

— Не могли бы вы дать нам одно объяснение, — фальшиво улыбаясь, сказал один из методистов. — Если мы правильно понимаем, вы регулярно назначаете свои занятия на ночное время? Вы отдаете себе отчет в том, что это вредит здоровью детей?

— Сырость вредит того хуже, — задумчиво сказал Мэлдун. — Вечно промокшая одежда, мокрые ноги, — посудите сами, разве это дело?

— При чем тут сырость? — не поняли методисты.

— Потому что только со дна колодца, — раскрыл свою мысль Мэлдун, — днем видно звездное небо.

* * *

Небольшой старичок с белоснежными длинными волосами и удивительно невозмутимым выражением лица устроился перед комиссией на табуретке. Длинная его рубаха была расшита понизу орнаментом с оленями.

— Не могу произнести это имя, — озадаченно сказал методист, смотревший в список.

— Может быть, вы сами как-то представитесь? — резко сказал Зануцки.

Старенький преподаватель достал из-за пазухи берестяную табакерку, уселся поудобнее, со смаком нюхнул табаку и начал:

— Не из очень я великих, не из очень чтобы малых: все те песни, что поются на равнинах Калевалы, я сложил во время оно, чтоб свою развеять скуку. Всех сказителей и бардов я великий прародитель, кто мое не знает имя, тот вообще имен не знает. Головой закрыл я солнце, заслоняю месяц ясный, а ступнями врос в заливы, в темные речные тони. Если палец подыму я, в тучах сделаю просветы, если опущу я палец, дуб к земле пригну столетний.

— Это какая-то феноменальная мания величия, — мрачно пробормотал Зануцки. — Ну что ж, с этим все ясно. Обсудим характер вашего предмета. Итак, вы преподаете, — Зануцки заглянул в бумажку и аккуратно прочитал: — фольклор и эпические сказания народов Севера.

— Ты назвать фольклором можешь и вот этот лес дремучий, и бурливых вод теченье, и на небе ясный месяц, и лосося ход весенний. Это все такой же эпос, как планет круговращенье, обновление природы. Ты сказать бы мог, пожалуй, что и лось могучий Хийси — это маленький ягненок, и что Укко, бог верховный, — это малая козявка. Мифы — то, что ты бормочешь, я же знаю правду жизни.

Когда и с этим стало ясно, Зануцки промокнул лоб платочком и перешел к особенностям методики:

— Скажите, пожалуйста: как у вас обстоят дела с расчасовкой, календарным планом и текстотекой? — спросил он. — По какому принципу вы отбираете материал? Какие компоненты входят в модуль первого уровня обучения? Какое количество смысловых единиц в содержании текста, на ваш взгляд, методически допустимо?

— Может, что еще припомнишь, — спокойно сказал старичок, ковыряя в ухе, — иль уж высказал всю глупость?

* * *

— Мы тоже так думали. А потом мы нашли письмо, — сказала Керидвен.

Керидвен, знавшая наизусть письмо Змейка до того места, где начинались формулы, положительную характеристику Риддерха, данную Змейком, от которой мороз по коже шел, и резолюцию педсовета, объявлявшего имя выпускника забытым, выдала без запинки рассуждение о двуличии. Морвидд сидела на коленях статуи Демокрита и мерно постукивала об него ногой.