Школа в Кармартене

На Авалоне не было яблоневых садов. Яблони росли прямо в лесу, среди рябин и сосен. Яблоки были огромные, висели крепко и сами не падали, так что за каждым нужно было лезть. Местные жители, как обычно, плохо одетые, немногословные и приветливые, приставили лесенки к особенно труднодоступным деревьям, пригнали к опушке леса четверых серых осликов, на которых следовало навьючивать корзины с яблоками, и откланялись. На крыше ближайшего дома какой-то веселый старичок, притопывая ногой, играл на скрипке. Трое мужчин в ирландских кепках рядом чинили каменную изгородь, заделывая прорехи в ней с помощью крупной гальки и смачных выражений.

— Профессор Мэлдун, — потянула преподавателя за рукав Морвидд. — А это и есть духи умерших?..

— Духи, духи, — ворчливо подтвердил Мэлдун. — Кто же еще здесь будет работать… за такую-то зарплату?

Первый курс школы Мерлина в Кармартене частью скрылся в кронах деревьев, обрывая урожай, частью занялся подбиранием сбитых яблок в траве. Морвидд и Гвенллиан гоняли осликов, навьюченных корзинами, в деревню, скрытую холмами.

Вечером над лесом начал сгущаться туман. Все взволнованно переглянулись, кроме Мэлдуна, который сидел на валуне и сворачивал самокрутку. Погода портилась. Где-то плакал какой-то ребенок.

— Смотрите, смотрите, это тот самый волшебный туман, — сказала Керидвен, — который окутывает людей, чтобы перенести их… туда. Я хочу сказать, сюда.

— Вообще-то в это время года в этих широтах всегда туман, — заметил, сплевывая, Мэлдун, — и ничего волшебного я в нем не вижу.

Пока Ллевелис ловил летящие сверху яблоки, чтобы не побились о землю, и наполнял ими корзины, к нему подошла какая-то местная девочка лет шести и умильно на него посмотрела. Ллевелис быстро обтер бывшее у него в руках яблоко концом небезызвестного шарфа и подал ей.

— Отойди, красотка, здесь опасно, — сказал ей Ллевелис. — Еще яблоком зашибут.

В это время Гвидион, ничего не видя сквозь листву, действительно попал девочке по макушке яблоком. Девочка отошла в сторонку и села на замшелый камень. Из-за леса показалась грозовая туча, и даже раздались дальние раскаты грома над океаном. Девочка потирала макушку, собираясь заплакать.

— Боишься грозы? — спросил Ллевелис.

Девочка ничего не сказала, но потерла макушку и передумала плакать. Постепенно небо прояснилось.

Вечером из деревни пришла в поисках девочки бабка и рассказала, что ребенка они подобрали два года назад в ночь ужасной бури. Девочка брела по берегу моря, вся оборванная и исцарапанная. Обломков кораблекрушения в ту ночь выброшено было морем немало, но с какого корабля была девочка, узнать теперь трудно, поскольку ребенок совершенно не говорит. Семь дней продолжался шторм, луга за десять миль от моря были усыпаны рыбой, и семь дней люди видели над морем дрожащие огни.

Ллевелис стал докапываться, что за огни, и убедился, что это была не красивая метафора, а точное определение редкого погодного явления.

— Интересная история, — сказал Ллевелис, и девочка радостно ему улыбнулась, прежде чем бабка утащила ее, поругивая, за гребень холма, в деревню, спать.

Девочка, найденная в ночь великой бури, и в другие дни толклась возле студентов из Кармартена, и сам профессор Мэлдун угощал ее леденцами в налипших табачных крошках, которые завалялись у него в кармане.

Через неделю урожай яблок был собран, и Мэлдун велел всем готовиться к отплытию. Однако вопреки всем его приборам, показывавшим хорошую ясную погоду, над Авалоном накануне разразилась ужасная буря. На третий день шторма, сидя в гроте на перевернутой лодке, Мэлдун сказал столпившимся вокруг ученикам:

— Мы ждем хорошей погоды и попутного ветра. Профессор Мерлин приказывает возвращаться и торопит с отплытием, но обратной связи с ним нет, а здесь вы сами видите, что творится. Морвидд, наденьте капюшон. Не ешьте эти водоросли, Лливарх, — они съедобные, но не в сыром виде. Не приближайтесь к берегу — смоет. Если кому-нибудь нужен носовой платок, могу одолжить. Гвидион и Ллевелис идут за водой.

В это время грот захлестнуло волной; когда волна схлынула, все выплюнули, отфыркиваясь, по хорошему глотку воды, сняли с себя морских крабов и выпутали из волос местную водоросль кладофору.

— За пресной водой, — поправился Мэлдун и углубился в морские карты.

Ллевелис с Гвидионом пошли, волоча за две ручки кувшин в половину человеческого роста. В деревне очереди к источнику почти не было, стояла только бабка, набирая воды в бутыль зеленого стекла, явно выброшенную когда-то морем.

— Девчонка болеет, — коротко пожаловалась бабка, крепко завязывая бутыль серой тряпкой.

— Что болит? — профессионально спросил Гвидион.

— Так не знаю. Не говорит ведь девчонка.

— Жар есть?

— Ой, есть, ой, есть, — сказала бабка.

— А дышит плохо?

— Ой, плохо, ой, плохо дышит, — подтвердила бабка и собиралась величественно удалиться.

— Погодите, бабушка! — догнал ее Гвидион. — А высыпание на коже есть?

— Ну, это уж ты сам посмотри, милок, — гостеприимно сказала бабка, жестом приглашая юного медика в дом.