Школа в Кармартене

– О, я дождусь мелодий XVI века, – смущенно отвечал Морган-ап-Керриг. – Вы знаете, в XVI веке существовало два популярных валлийских танца, один назывался «Начало мира», другой – «Моя женушка настоит на своем».

– Это сочетание не лишено философской глубины, – отметил Мак Кехт. – Скажите, Морган, зачем бы, на ваш взгляд, женщине обходить в рождественскую ночь вокруг дерева задом наперед?

– Гм, – отвечал с легким удивлением Морган-ап-Керриг, – замужней женщине вроде бы незачем.

Так Диан Мак Кехт второй раз за вечер испытал острое ощущение несостоятельности оттого, что не родился валлийцем.

Он тяжело поднялся и с первыми аккордами нового танца направился к Рианнон, и колебания его одежды создавали легкий ветерок.

– Сегодня, в ночь Рождества, ради Спасителя, ведь вы не откажете мне в танце, Рианнон?.. В конце концов, лишь по вашей воле я пребываю в неловком положении старого пня, у которого внезапно спросили, какими он прежде цвел цветами, – сказал он, предлагая ей руку. – Когда ты просто вышел из репродуктивного возраста и сверх того умер, это еще ничего. Но когда ты уже мумифицировался… две тысячи лет назад и еще пытаешься вернуться к жизни, это просто смешно, – добавил он на середине зала, склоняясь перед ней в сложном реверансе, бывшем частью фигуры танца. – Не мучьте меня.

– Я забыла, что дальше, – в панике сказала Рианнон.

– Сейчас полусет, – подсказал Мак Кехт, – серпантин и круговой разворот.

…В Рождественскую ночь звери и птицы ненадолго обретали дар человеческой речи. Старый лис вспрыгнул на стул, потоптавшись, сел там, вылизал свою белую манишку и, хрипловато попросив внимания, произнес медоточивый тост о братской любви, бдительно поводя вокруг длинной острой мордой.

Змейк беседовал в углу с двумя металлами, недавно пробившимися из глубин Земли и не имеющими понятия о формах жизни на ее поверхности. Со всей вежливостью принимающей стороны он занимал гостей беседой, но трудно было сказать, насколько эта беседа занимала его самого. Собственно, Змейк собирался рассказать анекдот, однако необходимая для понимания анекдота преамбула даже при лаконичности Змейка потребовала не меньше минуты:

– Люди состоят из соединений углерода и потребляют кислород. Смерть есть прекращение химических реакций одного типа, – Змейк поймал на себе взгляд Гвидиона, которого явно заинтересовал его учитель, дающий определение смерти, и спокойно закончил: – и начало совершенно иных химических реакций.

Вполголоса рассказанный анекдот, и его собеседники расхохотались – c таким звуком, как будто рассыпалась и раскатилась по полу горсть монет. Гвидион содрогнулся.

– Ллановерский рил – это же танец для Бога, для взгляда сверху, его нужно танцевать под открытым небом! – с этими словами Ллевелис протанцевал вон из дверей во двор, вытащил цепочку танцоров, которую он вел за собой, наружу, на снег, и замкнул ее в хоровод. «Вот что значит ясная память! – стукнув себя по лбу, воскликнул Мерлин. – А ведь у меня и из головы вон, для чего он, этот танец! Слава Богу, хоть кто-то что-то еще в состоянии упомнить», – и Мерлин быстро повыгнал всех во двор. Красота композиции ллановерского рила, несомненно, поражала воображение, и вся школа как раз танцевала на снегу, когда со стороны двери в город появилась темная фигура человека, которого сопровождал и не помышлявший ни о каких танцах Змейк. Похоже было, что Змейк, чтобы глотнуть свежего воздуха, прошелся до двери, обнаружил, что кто-то в нее колотится, открыл и проводил приехавшего внутрь. Они постояли немного на ступеньках чуть выше остального собрания. Дождавшись паузы, Змейк бесстрастно сказал:

– Позвольте представить вам крупнейшего лондонского методиста профессора Зануцки, направленного в нашу школу постановлением Министерства для тотальной проверки качества преподавания и аттестации преподавательского состава.

Вероятно, учителя и студенты, танцующие все вместе на снегу с не выветрившимся еще ароматом вина на губах, были не совсем тем, что ожидал увидеть профессор Зануцки в учебном заведении под Рождество, так как он кивнул в ответ на какую-то свою собственную мысль и очень сжато представился:

– Лоренс Зануцки. Специалист в области расчасовки и преподавания нелюбимых предметов в современных условиях. Штат моих сотрудников будет здесь завтра утром. Я опередил их с тем, чтобы пожелать вам веселого Рождества, но судя по тому, что я вижу, веселье здесь и так уже достигло апогея.

И тише добавил:

– Для начала я попрошу всех преподавателей не позже новогодней ночи сдать мне планы уроков.

* * *

Назавтра Зануцки и Змейк уединились в элегантном, но полутемном кабинете тератологии. Выбор помещения исходил, разумеется, от Змейка.

Змейк постукивал по столу случайно попавшим ему под руку хирургическим зажимом.

– Каков план действий? – кратко спросил он.