Школа в Кармартене

– Что? Да, сакса. Пусть узнает, почем фунт лиха.

…Харальд Суровый действительно оказался человеком довольно суровым, и Ллевелис был немало благодарен профессору Курои, когда тот вернул его обратно. Со слабой улыбкой он оперся о стол Курои, зажимая царапину на боку, в том месте, где ему чиркнули ножом по ребрам.

«К Мерлину», – только и сказал Курои.

Когда Ллевелис, держась за бок, проходил через галерею, где стояла Двинвен, дочь Кинлана, и льстила витражам, та проговорила:

– Мешок камней тебе с собой в дорогу, – это было заклинание, которое обычно не помогало. – Мерлин рвет и мечет.

…В покоях Мерлина был легкий полумрак. Вся мебель была сдвинута на середину комнаты и завешена полупрозрачной тканью, как будто шел ремонт. Мерлин ходил по комнате в ожидании.

– У вас такое лицо, милейший, как будто вы жестоко страдаете, – сказал он Ллевелису, едва тот появился в дверях.

Сочтя, что неэстетичное кровавое пятно на его рубашке не стоит того, чтобы привлекать к нему внимание профессора, Ллевелис кратко отвечал:

– Зуб режется. Мудрости.

Мерлин указал ему на скамью и, когда Ллевелис сел, брезгливо протер ее полой и уселся рядом.

– Завести интрижку в настоящем – это еще куда ни шло, но завести ее в прошлом – это ветреность и легкомыслие.

– Но ведь это ничего не изменило! – воскликнул Ллевелис.

– Вы имеете в виду – в настоящем? – ворчливо переспросил Мерлин. – Да, как же! Ничего! Если бы ничего… Вот где мой карандаш? Здесь он лежал.

– Может быть, закатился под стол? – предположил Ллевелис.

– Может быть, под стол, – охотно согласился Мерлин. – А может быть, пока вы любезничали с вашей Кэтрин, она забыла присматривать за свиньей, и свинья сожрала тот самый желудь, из которого вырос потом тот дуб, из которого был сделан впоследствии мой карандаш! А? Что скажете?

Ллевелис испугался, пошарил под столом, нашел карандаш и подал Мерлину.

– Ладно, хватит об этом, – смягчился Мерлин. – Теперь о вас. Вы, я надеюсь, не рассчитываете на снисхождение? – он побарабанил пальцами по спинке скамьи. – И прекрасно. Идемте за мной.

Ллевелис молча последовал за Мерлином вниз, в библиотеку, где святой Коллен вышел им навстречу из-за библиотечной стойки и отечески положил руку Ллевелису на плечо.

– Я готов наконец обсудить вопрос о реконструкции библиотечного зала, – сказал Мерлин. – Полагаю, что средства для этого у школы теперь есть, – и Мерлин решительно зашагал к дальней, южной стене зала.

Святой Коллен за спиной у Мерлина сочувственно подмигнул Ллевелису, пожал плечами, как бы говоря: «Что поделаешь!», и походя исцелил его рану. Когда Мерлин обернулся, святой сделал вид, будто знать ничего не знает. Затем отец библиотекарь деловито провел их между высокими шкафами в дальнем конце читального зала к темному проходу, до которого Ллевелису никогда раньше не случалось добираться.

– Здесь начинается путь в депозитарий, – пояснил святой Коллен. – Книги, хранящиеся в этом отделе, заказывают очень редко.

– Да-да. И в этой связи, если я не ошибаюсь, вход в депозитарий обыкновенно бывает затянут паутиной, – утвердительно сказал Мерлин.

Святой Коллен улыбнулся.

– Что правда, то правда. Ходить туда мне приходится редко, и паутина заплетает этот проход.

– То есть, я полагаю, наиболее естественно будет восстановить на этом месте традиционную паутину в рамках реконструкции первоначального облика старинного зала. У вас есть материал?

– О да, – святой Коллен порылся в карманах и достал деревянную катушку с мотком паутины. – Он давно хранится у меня, но до сих пор как-то не было человека, который бы этим занялся.

– Теперь такой человек есть, – торжественно сказал Мерлин. – Ллеу, дитя мое. Вы соткете на этом месте паутину. Отсюда и-и… досюда. По всем правилам, – и он сунул ему моток тончайшей нити.

Ллевелис стоял, утратив дар речи.

– Это кропотливый, но творческий труд, – растерянно улыбнулся святой Коллен. – Правда, создатель паутины всегда остается в тени, – это не тот вид искусства, которым можно блеснуть, однако… не огорчайтесь, Ллеу.

– Да. Это вам не языком плести, – назидательно сказал Мерлин и ушел.

* * *