«Школа волшебства» и другие истории

Не успел он договорить, как вдали послышался странный гул, который стремительно приближался. Фырканье, хрюканье, топот и лязг сливались в ужасный грохот, словно начиналось землетрясение. А затем раздался неистовый рык Норберта Накендика:

– Банда заговорщиков! Вот я вам покажу где раки зимуют! Вы меня что, за глупца держите? Думаете, я не заметил, какие интриги вы плетёте за моей спиной? Только вот бунт надо было устраивать раньше! Сейчас я объясню вам, что значит бросать мне вызов! Сейчас я наведу здесь порядок!

Правда, осуществить эту угрозу Норберт не успел: когда он ворвался в долину, зверей уже и след простыл. И лев, и даже слоны предпочли спешно ретироваться, уступив поле боя более сильному противнику. Носорогу пришлось разнести в мелкие щепки несколько пальм, чтобы хоть на чём-то выместить свою ярость. После чего он, крайне недовольный, тяжёлой походкой отправился домой, снова и снова оглашая залитую лунным светом степь грозным рёвом:

– Горе каждому, кто сюда когда-нибудь явится! Моё терпение лопнуло! Из каждого, кого я здесь застукаю, я сделаю отбивную, из каждого! Зарубите это себе на носу, трусливая шайка заговорщиков!

Эти слова произвели на всех, кто их слышал, неизгладимое впечатление. Никто не сомневался, что носорог приведёт свои угрозы в исполнение. Его можно было обвинить в чём угодно, только не в том, что слово у него расходится с делом.

Многие звери, и в первую очередь те, кто был не способен себя защитить, подумали в этот момент, что газель Долорес была не так уж и неправа, и той же ночью вместе с семьями подались в другие края, подальше от Норберта Накендика. Весть о повальном бегстве быстро распространилась по округе; этому примеру последовали другие звери, и чем больше было беглецов, тем неувереннее чувствовали себя те немногие, кто пока ещё здесь оставался. В конце концов Рихард Рахенрау признался себе, что в одиночку ему всё равно не одолеть свирепого носорога, и однажды ночью с супругой и тремя сыновьями тоже пустился в дальнюю дорогу.

И вскоре в саванне никого больше не осталось. Кроме Норберта Накендика.

И ещё кое-кого.

Этот кое-кто, правда, привык то и дело перемещаться с места на место. Во-первых, потому, что был очень маленький, а во-вторых, потому, что занимался довольно деликатным ремеслом. И хотя каждый зверь охотно прибегал к его услугам, даже упоминать о нём вслух считалось неприличным.

Это был Карлхен Кламмерце, волоклюй, небольшая птица с ярко-красным нахальным носом. Жил он тем, что, разгуливая по спинам и бокам буйволов, слонов и бегемотов, выклёвывал вредных насекомых, крепко засевших в складках их толстой кожи.

Итак, Карлхен Кламмерце никуда не улетел. Он не боялся Норберта Накендика, поскольку был слишком мал и проворен, чтобы тот мог причинить ему вред. Но волоклюю было досадно, что Норберт разогнал всех его пациентов, и поэтому он придумал, как разделаться с носорогом.

Он подлетел к Норберту, уселся на его передний рог, поточил о него свой бесцеремонный клюв и прощебетал:

– Ну, каково чувствовать себя победителем?

Норберт зло скосил на него глаза и хрюкнул:

– Убирайся вон! Я требую относиться ко мне с почтением! Исчезни, и как можно быстрее!

– Не кипятись, остынь, – миролюбиво прощебетал Карлхен. – Теперь ты, стало быть, сам себе царь и бог, Норбертошенька. Ты действительно одержал грандиозную победу. Но, может быть, тебе нужно кое-что ещё?

– У меня и так всё есть, – проворчал Норберт.

– И тем не менее, – сказал Карлхен, – кое-чего тебе, как всякому победителю и властелину, всё-таки не хватает. А именно – памятника.

– Чего-чего? – переспросил Норберт.

– Знаешь ли ты, – продолжал Карлхен, – что тот, кому не поставлен памятник, не может считаться настоящим победителем и властелином? Поэтому повсюду на белом свете таким выдающимся личностям, как ты, воздвигают памятники. Тебе он тоже не помешает.

Норберт тупо уставился в одну точку – как всегда, когда напряжённо думал. Эта пичуга, несомненно, права. Он, Норберт Накендик, – настоящий победитель и властелин, но прежде всего – выдающаяся личность. И теперь он тоже хочет иметь памятник.

– Как же изготовить такую штуку? – спросил он.

Карлхен Кламмерце взъерошил пёрышки.

– Н-да, в твоём случае это действительно проблема, поскольку в саванне, к сожалению, уже не осталось никого, кто мог бы воздвигнуть тебе памятник. Придётся тебе сооружать его самому.

– А как? – заинтересовался Норберт.

– Во-первых, он должен походить на тебя, – объяснил Карлхен, – чтобы все сразу видели, кому этот памятник поставлен. Ты сумеешь вырезать себя из дерева или высечь в камне?

– Нет, – признался Норберт, – не сумею.

– Жаль, – покачал головой Карлхен, – тогда тебе придётся обойтись без памятника.

– Но я хочу памятник! – зло рыкнул Норберт. – Пораскинь-ка хорошенько мозгами!

Карлхен сделал вид, что глубоко задумался, скрестил за спиной крылья и принялся деловито расхаживать взад и вперёд по голове носорога.

– Пожалуй, существует ещё одна возможность, – наконец проговорил он, – но боюсь, это будет для тебя слишком обременительно.