«Ну конечно, – подумал я, – откуда ему, в конце концов, знать, что я сам ещё не прочитал эту газету и как раз сейчас собирался этим заняться». Кроме того, я, как писатель, был рад видеть, что кто-то читает, особенно тот, кто не слишком в этом силён, как, например, сидящий передо мной большой ребёнок. Для того чтобы читать газету, он был ещё слишком мал – я имею в виду, слишком молод. Во всяком случае, он беспорядочно водил пухлым пальцем по строчкам, при этом так смяв газету, что я начал беспокоиться, смогу ли потом что-нибудь разобрать. С другой стороны, я не хотел обижать ребёнка и поэтому дружелюбно сказал:
– Я крайне сожалею, дорогой друг, позднее я с удовольствием предоставлю свою газету в полное ваше распоряжение, однако сперва я сам хотел бы её почитать.
– Ничего страшного, – пробормотал этот большой ребёнок и как ни в чём не бывало продолжил своё занятие.
Во мне зашевелились сомнения: а не продиктовано ли его поведение дурными намерениями? Признаюсь, в этот момент я уже был почти готов что-то предпринять. Но так ничего и не сделал. Кроме того, как раз подошёл официант и поставил передо мной блюдо с картошкой и кружку с пивом. Пока я разворачивал салфетку, большой ребёнок уже приступил к трапезе. Похоже, его голод был сильнее моего, потому что жареная колбаска с картофелем начали с невероятной скоростью исчезать у него во рту.
– Собственно говоря, – запротестовал было я с некоторым упрёком в голосе, – этот ужин я заказал для себя…
– Ничего страшного, – успокоил меня этот наглец, заталкивая в рот последний кусочек колбасы.
Только изверг способен отнять еду у голодного ребёнка. В общем-то, мне было даже приятно видеть, что она пришлась ему по вкусу. Кроме того, у меня появилась возможность наскоро просмотреть свою основательно измятую газету. Я разгладил её на столе и протянул руку к кружке с пивом, но тут увидел, что мой юный друг уже поднёс её к губам и, не отрываясь, одним глотком осушил! Хотя подобное достижение само по себе достойно восхищения, я тем не менее посчитал, что пора положить конец этому безобразию. Разумеется, я переживал не из-за себя – я опасался за здоровье молодого человека. Пиво в таких количествах для ребёнка столь нежного возраста, безусловно, вредно! Поэтому я несколько строже, чем прежде, сказал:
– Боюсь, дорогое дитя, это не пойдёт вам на пользу.
– Ничего страшного, – заверил он меня, при этом у него в животе так весело заурчало, словно со мной говорило брюхо сытого бегемота.
Мне не хотелось бы, чтобы кто-нибудь подумал, будто я испытывал хотя бы малейшее нерасположение к этому ребёнку, который, очевидно, не имел в виду ничего дурного. Просто я всё сильнее хотел есть, а ведь созерцанием чьей-либо трапезы сыт не будешь. К несчастью, у меня не оказалось при себе достаточной суммы, чтобы повторить заказ. Тут я вспомнил, что дома у меня оставалось немного молока и хлеба – что ж, на ужин как раз хватит. Я расплатился с хозяином за то, чего не ел и не пил, повернулся к большому ребёнку и извинился:
– А сейчас мне, к сожалению, нужно идти…
Я оборвал себя на полуслове, потому что по разочарованному выражению его лица понял, как сильно он огорчён. А детей, как знает каждый, нельзя огорчать ни за что на свете. Поэтому я быстро добавил:
– В следующий раз я с превеликим удовольствием приглашу вас к себе домой, но сегодня мне совсем нечем вас угостить…
– Ничего страшного, – явно обрадовался ребёнок, поднялся со стула и вместе со мной вышел из ресторанчика.
На улице тем временем стемнело. Когда мы молча бок о бок зашагали в сторону моего дома, во мне мало-помалу начало расти беспокойство. Я украдкой взглянул на своего юного спутника – снизу вверх (он был, по крайней мере, на голову выше меня), чтобы угадать, что же он замыслил. Однако лицо его сохраняло прежнее приветливое выражение, только глаза были немного сонными.
– Дорогой друг, – осторожно начал я спустя некоторое время, – ужасно мило с вашей стороны, что вы решили меня проводить, но мне представляется более разумным как можно скорее отослать вас домой. Уже довольно поздно для такого молодого человека, как вы, и, насколько я вижу, вы устали и хотите спать.
– Ничего страшного, – ответил ребёнок и сладко зевнул.
Любой, разумеется, согласится со мной, что нельзя отказываться от услуги, которую хочет оказать вам ребёнок. Он ведь желает вам только добра и наверняка огорчился бы, если б его бессердечно отвергли. Итак, я больше ничего не сказал.
Я живу совершенно один на окраине города, в маленьком домике, окружённом прелестным садом. Мне, вероятно, следовало бы сказать: «Я жил там», хотя с тех пор прошло всего несколько дней. Однако давайте обо всём по порядку.