Умник по обмену качался на моем почти колченогом стуле и всем видом напрашивался на неприятности. Не устояв перед соблазном, я ударила ботинком по давным-давно болтавшейся ножке – сама же за два года и расшатала. Раздался хруст, и, нелепо взмахнув руками, парень с грохотом кувыркнулся на спину. Воздух содрогнулся от отборных ругательств. Народ загоготал как сумасшедший. Пока побежденный противник копошился на полу, я по-хозяйски плюхнула сумку на стол, невольно смахнув пару деталей.
– А я предупреждал! – радовался кто-то из артефакторов. – Предупреждал его, что Лерой перекашивает, когда этот стол занимают!
– Капец тебе! – рявкнул адепт, поднявшись с пола, но тут вмешался староста группы, видимо уставший от клоунады. Он перехватил руку новичка и процедил:
– Остынь, придурок, и свали на другое место. Достал уже.
– Пусть она уходит!
– Подписи не видишь? – фыркнул староста, кивнув на только-только остывший росчерк.
Некоторое время парни таращились друг на друга, словно коты, готовые драться за территорию. Хорошо, что хотя бы без воинственного шипения. Вырвавшись, новичок зло цыкнул в мою сторону, со звоном ссыпал детали в шкатулку и, теряя по дороге свитки, переместился за соседний стол. И вроде отступил, но окончательно испоганил и без того отвратительное настроение.
Я прекрасно знала, что в гневе не стоило браться за магию – все равно или не получится вязь, или придется переделывать, однако из упрямства (зря, что ли, устроила переполох) вытащила из стола ящичек с деталями. За спиной перешептывались парни и приходилось делать вид, будто на меня напала внезапная глухота.
– Все девушки раз в месяц на людей кидаются.
– Почему?
– Соблюдайте тишину! – не оборачиваясь, рявкнула я.
– Видишь? Даже тихони звереют.
– Может, называть ее Буйная Лерой?
Те люди, кто считает, будто склоки и сплетни случаются только в женских коллективах, никогда не сидели в одном кабинете с тридцатью парнями, любящими помериться длиной магического стило.
Стараясь справиться с раздражением, я заставила части миниатюрной конструкции подняться над столом и попыталась их соединить в правильный узел.
– Она Голубая кровь? – зашипел кто-то из новеньких.
– А ты думал, они только в Королевскую академию поступают? – отозвался другой.
– Так они правда светятся? Охренеть!
Детали со звоном осыпались на стол. Застонав, я растерла горящее лицо ладонями.
– Заткнитесь, дамы! – рявкнул староста. – Учиться мешаете!
Встретившись с ним взглядом, я благодарно кивнула.
Части снова поднялись в воздух. Они перемещались под разными углами, отскакивали друг от друга, точно однополярные магниты. Руны, нанесенные на поверхность, сплетались в вязь, никак не желавшую пробуждаться. Я была готова сдаться, но вдруг у меня на глазах части стали заворачиваться буравчиком, быстрее и быстрее. Усмирить их не выходило, детальки сминались и крошились. Из символов вырывалось кроваво-красное свечение, не имевшее ничего общего с Истинным светом.
– Проклятие! – прошипела я, начиная впадать в панику. Магия точно взбесилась. Любой пасс руками не замедлял, а ускорял верчение и раскалял воздух.
Еще секунда – и детали взорвались облаком пепла! Горячая волна ударила мне в лицо. Пока я надрывно кашляла, народ зачарованно рассматривал кружение похожих на черный снег крупных хлопьев…
Точно в полусне, я добралась до кабинета университетского здравника. Первым делом, не успев умыться, отправила записку Валентину, а потом долго терла лицо и руки едким хозяйственным щелоком. Часов в закутке, где стояли три узкие, застеленные простынями койки, не было, и время тянулось бесконечно. Казалось, мне пришлось прождать полдня, но, когда Тин появился, даже занятие не успело подойти к концу.
Лучший друг ворвался в университетскую здравницу и, увидев меня, сгорбившуюся на кровати, оцепенел на пороге. Выглядела я жалко, как бездомный котенок, случайно спасенный из пожара. Волосы и брови опалило, одежду посекло мелкими прожженными дырочками. Под ногтями чернели полумесяцы: отмыть грязь в ледяной воде не удалось.
– Лерой… – у Валентина сел голос, и он кашлянул, прежде чем спросить: – Ты ранена?
Чувствуя, как к горлу подступает комок слез, я отрицательно покачала головой.
– Ты в порядке? – тихо вымолвил он.
И я снова покачала головой, а потом выдохнула:
– Нет.
– Ты написала, что в лаборатории случился взрыв.
– Меня перестает слушаться магический свет. – Самой стало страшно, как безнадежно прозвучал высказанный вслух приговор.
Тин побледнел, во взгляде появилось замешательство, как во время погребальной церемонии, когда сжигали тело моей матери. Костер полыхал, я рыдала, а Валентин не понимал, нужно что-то говорить или надо молчать. И теперь он будто мысленно представлял меня, сгорающую в том самом пламени. Уже хоронил.
Пауза длилась так долго, что, вероятно, другим стало бы неловко.
– Так было… – наконец вымолвил он, но все равно осекся.
– Да, именно так было у мамы.
В четыре шага Тин преодолел разделявшее нас расстояние и, схватив меня в охапку, так крепко прижал к себе, что стало трудно дышать.
– Ты волнуешься раньше времени, Валерия.