Школа выживания

До тихого квартала семьи молельщика Сереброва пришлось добираться почти час двумя омнибусами. Дом был большим и неуклюжим. С каждым прибавлением в семействе он разрастался разновеликими пристройками, прилепленными со всех сторон. На стене светился знак святого знамения, означавший, что жилище принадлежит молельщику. Вокруг никакого забора – служителям светлых духов запрещалось отгораживаться от страждущих. Дверь мне отворила госпожа Сереброва, среднего роста рыжеволосая женщина, ожидавшая еще одного наследника.

– Валерия? – уточнила матушка Крис.

– Здравствуйте, – промямлила. – Я проведать Кристину. Слышала…

– Да-да… – Она рассеянно потеснилась в дверях, позволяя мне войти. В обычно шумном живом доме стояла неприятная тишина, царил идеальный порядок и резко пахло курительными сандаловыми палочками. Совсем как по покойнику.

– Она заперлась у себя в комнате, ни с кем не разговаривает. Лежит. Может, у тебя получится уговорить ее что-нибудь съесть…

Глаза хозяйки дома наполнились слезами, и я вдруг почувствовала себя ужасно виноватой, как будто собственными рученьками толкала подругу в ворота в Абрис.

– Ладно.

– Отец за нее молится… – пробормотала она, пока я разувалась. – Мы все за нее молимся.

Во мне укрепилась уверенность, что теперь-то родители точно наплюют на желание иметь в семье дипломированную модистку и запрут Крис в монастыре. Возможно, она даже не будет против.

Комната подруги находилась на чердаке, и к ней вела крутая лестница. Под ногами неприятно скрипели половицы, надрывно и обиженно, точно плакали. Даже не постучавшись, а осторожно поскребшись, я толкнула дверь и тихонечко вошла. Внутри стоял тяжелый запах влажного холода, единственное окошко было зашторено. Кристина, завернутая с головой в одеяло, лежала на кровати, отвернувшись к стене.

– Крис… – Я присела на краешек матраца и осторожно погладила подругу по плечу.

– Как ты справилась с тем, что твой дар осквернили? – ее голос прозвучал глухо.

– Я старалась не думать о том, что произошло.

Не говорить же лучшей подруге, что трагедию с изгаженным даром начисто перекрыл шок от того, как жестоко меня обманывал темный паладин, косвенно виноватый в появлении руны.

– Когда они меня схватили, то я уже понимала, что меня пометят. Словно животное… – вымолвила Крис. – Они не видят в нас людей.

Вдруг она вывернулась и крепко обняла меня, уткнувшись лбом в плечо. Пока подруга рыдала, сотрясаясь худеньким телом, я растерянно гладила ее по спине с проступающими даже через кофту лопатками, по спутанным, похожим на воронье гнездо волосам и не представляла, какие слова утешения она хотела бы услышать.

Люди по-разному переживают личные трагедии. Мне не требовалось чужого присутствия – я не могла говорить о своем горе вслух, только переживать молча, глубоко внутри. Постороннее участие заставляло облекать боль в ограниченные слова, вынуждало держать себя в руках, чтобы эти самые слова подобрать. И она, боль, оставалась внутри, таилась, не уходила. Лишь в одиночестве, выплакавшись, переварив горе и жалость к самой себе, я начинала трезво мыслить и строить планы. Ведь планы, пусть самые идиотские, доказывают, что жизнь продолжается и даже самая страшная беда тоже проходит.

– Крис, – наконец прошептала я, говорить в голос казалось неуместным, – так будет не всегда.

– Но не для меня! – прорыдала она.

Отстранившись, подруга рванула ворот кофты, открывая место чуть пониже ключиц, где посреди грудной клетки краснели красные, обожженные линии незнакомой руны. У меня на затылке зашевелились волосы.

Знак поблескивал.

– Крис, почему она теплится? – вмиг севшим голосом вымолвила я.

Идиотский вопрос. Когда темный паладин Йен нанес мне символ «знание», то темную магию из крови выжег Истинный свет, вернее, как выяснилось позже, не выжег, а просто смешался с ней, превратив дар в непонятный чудовищный коктейль неясного цвета. Но слабый свет неофита был просто не способен справиться с руной. Чужая магия отравляла Крис. По коже уже разбегалась тонкая красная сеточка воспаленных сосудов.

Мы все за нее молимся…

Громко всхлипнув, она приложила к зареванным глазам ладонь, для чего-то стараясь скрыть слезы, и покачала головой.

– Погасить не получилось, – просипела она. – Не вышло даже выжечь, и магию она тоже не дает перекрыть. Целитель сказал, что справиться с черной магией должен мой собственный дар. Только он не справляется, а выгорает.

Сколько ей останется, если руна не заснет? Сутки, двое?

Поэтому Крис отпустили в Тевет, понимали, что знак не сумеет уничтожить даже целитель, знающий, как выжечь темную руну с тела светлого мага. Руну способен потушить только темный маг… паладин или кто-нибудь столь же сильный. Где такого найти в мире светлых рун и дурочек, гоняющих в Абрис ради мутного развлечения? Успею ли я вызвать Кайдена? Но согласится ли он помочь скользящей?