Школа выживания

– Да. – Я смотрю на друга в упор, от ярости у него сокращается мускул на щеке. – Мне кажется, я схожу с ума. Ты же лучший знахарь Абриса, скажи, что мне делать, чтобы не свихнуться окончательно?

…Она светится, в прямом смысле этого слова. Стоя посреди старого храма, где камни алтаря еще помнят щедрые потоки жертвенной крови, а руны, нанесенные на стены, мерцают от возбуждения и желания выпить удивительное сияние до капли, она сияет, смело и дерзко. В своей жизни я не видел ничего прекраснее. Юная девочка из Тевета притягивает меня силой гораздо большей массы, чем ее собственное тело. Я бегу от нее, но неизбежно оказываюсь рядом. Моя неизбежность.

Она разобрала на части часы, единственную ниточку, которую я позволил протянуть между ею и собой. Крутятся в воздухе часовые детали: шестеренки, винтики. И в центре разлетевшегося механизма нервно пульсирует крошечная капля света, озаряющая храм ярче солнца.

Лицо Леры сосредоточено. Она хмурится, как будто замечает в крошечном чистом сердечке какой-то изъян. До конца не верю, что она разрушит прекрасное создание, уничтожит филигранную магию, столь же красивую, как Истинный свет, как она сама, но ее рука безжалостна и тверда. Невинное сердечко сжато в кулаке. Сквозь пальцы разлетаются острые длинные лучи, храм погружается в полумрак, едва рассеиваемый ее собственным свечением.

…Перед глазами пляшут облезлые стены. Это место называют покойницкой, и меня просят подождать пять минут, чтобы приготовить тело. Хочется возмутиться, что нельзя называть кого-либо, пусть ушедшего на тот свет, телом, это подлое неуважение, но я молчу. В зародыше уничтожаю желание опуститься на лавку, как древний старик. Прислоняюсь к стене, запрокидываю голову к сероватому, в разводах, потолку и, чувствуя себя этим самым стариком, просто жду. Пять минут превращаются в бесконечность. Так страшно мне было только один раз, когда отец объявил, что теперь я наследник клана Вудс. Мне было шестнадцать, и я занял место погибшего старшего брата.

В памяти вдруг всплывает воспоминание, как Лера без колебаний загасила магическое сердце в артефакте, и в гудящую голову приходит идиотская мысль, что она действительно на редкость жестока и безжалостна. Кажется, что прямо сейчас уверенной рукой она сдавливает мое собственное сердце. Превращает в бездушную вещь, пустую оболочку, как те самые часы.

– Входите, господин Вудс, – выглядывает из дверей плюгавый тип в очках с толстыми стеклами. Он достает мне до груди, на макушке – лысина, в руках – какая-то жратва. Булка, что ли… И мне хочется запихнуть эту булку ему в пасть, чтобы он проглотил ее одним махом и перестал чавкать, но помимо нас двоих в ледяной комнате еще трое стражей.

Белая простыня очерчивает контуры женского тела, лежащего на столе.

– Лицо целехонькое, – говорит плюгавый с набитым ртом. – Сможете опознать?

Я киваю и мечтаю об одном, чтобы он прекратил жрать. Может, к чертовой матери выбить ему челюсть? Тогда он точно не сможет жевать, разве что прихлебывать жиденькую кашку из чайной ложки. Станет ли мне легче? Приходится мысленно повторить пару раз, что сейчас я не паладин, умеющий свернуть шею за три секунды, а интеллигентный университетский преподаватель. Черт бы меня подрал!

И тут плюгавый откидывает простыню. Вот так запросто, без предупреждения. Сердце обрывается. Взгляд останавливается на лице покойной. У той, кого прятала проклятая тряпка, черные волосы и разбитые губы. Обруч, сдавливающий грудную клетку, начинает слабеть, но так и не исчезает до конца.

– Это не Валерия Уварова, – словно со стороны, слышу я свой спокойный, холодный голос.

– Везунчик, – буркает служка, накидывая простыню обратно, и давится булкой.

Надо было пожалеть убогого, но я срываюсь и бью его в челюсть. Легонько, но ему хватает, чтобы опрокинуться и потерять сознание. Что ж, никто никогда не считал меня хорошим человеком.

Меня выпихивают в коридор.

– Ничего, парень. В такой ситуации я бы сам разбил гаду морду, – хлопает меня по плечу один из стражей, на удивление понятливый. – Иди домой, хлебни виски и выспись. Все закончилось.

Он не догадывается, что все только-только началось.

…Лера на полу, отползает от меня, не сводя затравленного взгляда. Я наступаю, шаг за шагом, направляя острие фамильяра в ложбинку, где сходятся хрупкие ключицы и бьется пульс. В детстве нас учили, что если туда ударить, то человек умрет мгновенно.

– Кай, – шепчет она, – остановись. Слышишь? Ты будешь жалеть до конца жизни!

Удар меча. Я ее убиваю.

…Убиваю.

…И снова.

– Голубая кровь! – Кто-то потряс меня за плечо, заставив выбраться из болезненных воспоминаний, как из темного глубокого колодца. – Голубая кровь! Отпусти его руку, иначе отдашь свет до капли!

Придя в себя, я обнаружила, что по-прежнему цеплялась за руку Кайдена. Быстро разжала пальцы. Змея исчезла и выглядывала из-под закатанного рукава. От прикосновения обладателя Истинного света она, как живая, уползла к локтевой впадине, а на коже под моими пальцами отпечатались красные ожоги.