— В этом весь смысл. — Тин бросил на меня ледяной взгляд. — Сегодня в мой кабинет ворвалась дочь молельщика, несущая сущую ересь про какое-то скольжение в Абрис. Хвала Светлым духам, ты не пересекла границу, иначе даже я не смог бы тебя вытащить. Тем кретинам светит по пятнадцать лет каторги. Если — заметь, я сказал «если» — они оттуда выйдут, то забудут, как пишутся….
Наши глаза встретились, и он оборвался на полуслове. В карете возникла опасная тишина. Тин, умевший читать в моем лице, как в раскрытой книге, понял, что я была там.
Он невесело усмехнулся:
— И как, Лерой? Тебе понравился Абрис?
Моему лучшему другу было тринадцать, когда его похитили абрисцы и потребовали крупный выкуп. Валентин вернулся домой через три дня, и он никогда не рассказывал о том, что именно происходило в плену, но его спину покрывали выжженные шрамы от темных рун, и он бесился даже при простом упоминании параллельного мира. Пару лет назад вдруг заговорили о мирном договоре и открытии границ, и он едва не лопнул от злости.
— В Абрисе красивые звезды, — отводя взгляд, соврала я, как будто действительно успела рассмотреть ночное небо.
— Конечно, звезды — это важно, — с издевательской интонацией вымолвил Тин. — Кто помог тебе выбраться обратно?
— Кое-кто, — уклончиво отозвалась я. — Оказалось, то абрисцы — очень гостеприимный народ. По крайней мере, могут быть, когда хотят.
— Ты, правда, так считаешь? — В зеленых глазах сверкнул злой огонек.
Мне хотелось задеть его, и сейчас, когда я добилась цели, почему же на душе стало еще паршивее, чем после злополучной помолвки? Не желая спорить дальше, я отвернулась и всю дорогу до квартала Каменных Горгулий мы провели в натужном молчании.
Карета остановилась напротив узкого переулка, ведущего к нашему с отцом дому. Сухо попрощавшись, я выбралась наружу, но не успела добраться до калитки во двор, как Валентин схватил меня за локоть и резко развернул. На его обычно надменном, непроницаемом лице проявилась едва сдерживаемый гнев.
— Ты ведь из-за меня решила участвовать в игре?
Я выразительно посмотрела на его руку, где на внешней стороне кисти мерцала руна обручения, однако Тин даже не подумал разжать пальцы.
— Из-за меня?! — повторил он, тряхнув меня. — Ты бы никогда даже не приблизилась к месту сборов, потому что знаешь, как я отношусь ко всему, что связано с тем проклятым миром.
Он ловко загонял меня в угол.
— Ради Светлых духов, причем здесь ты? — Я вырвалась из его рук, почти уверенная, что от его железной хватки на коже останутся синяки. — Ты удивишься, Тин, но в моей жизни не все вращается вокруг тебя. Я приехала в мануфактуру из любопытства, а в игру попала, потому что кто-то бросил мое имя в мешок для жребия. Надо было отказаться, но не хотелось выглядеть папенькиной дочкой в глазах однокурсников. Доволен?
— Не ври, тихоня Лерой. Ты никогда не совершаешь глупостей…
— Да неужели?
Мы буравили друг друга злыми взглядами.
— Валерия, тебя выпустили? — раздался за спиной изумленный голос отца.
Не веря собственным ушам, я оглянулась. Одетый в пиджак с золотой нашивкой за заслуги перед Теветом папа стоял возле калитки.
— Твоя подруга оставила послание, — пояснил он.
Было страшно представить, как папа всполошился, прочитав новость о моем заключении.
Первым отмер Тин.
— С возвращением, профессор Уваров.
Когда мы были детьми, лучший друг называл отца дядей. Теперь они придерживались официального обращения.
— Я думала, что ты вернешься только на следующей седмице. — Я поцеловала папу в небритую щеку.
— Вышло освободиться пораньше. — Он растеряно поправил круглые лекторские очки. — Как вижу, вы справились и без моей помощи, молодой человек?
— Извините, — для чего-то попросил прощения Тин.
— Что ж… — Отец растеряно оглянулся в сторону дома. — Похоже, мы теперь можем варить пшенную кашу. Заходите.
— Мне пора, — мгновенно отказался Валентин.
— Ну, хорошо. — Он поправил очки. — Валентин, передайте родителям, что я загляну на днях.
Прощались скомкано и неловко, а когда мы вошли в дом, то посреди кухни обнаружился криво стоящий дорожный сундук с откинутой крышкой. На кухонном столе были свалены какие-то свитки и тубусы. Верно, папа собирался в страшной спешке.
Не произнося, ни слова он направился к себе комнату. Во всем мне чудился немой укор: и в разбросанных вещах, тонко намекавших, в какой панике только переступивший порог родитель собирался в участок, и в гробовом молчании, и в ссутуленных плечах отца. После смерти мамы он всегда поступал подобным образом — замолкал.
— Почему ты не накричишь на меня? — не удержалась я. — Накричи. Можешь даже ударить, я заслужила.
Папа оглянулся, в лице появилось удивление. За всю свою жизнь он не повысил на меня голоса и не тронул даже пальцем.
— О чем ты толкуешь, Валерия?
— Я знаю, что сильно подвела тебя.
— Ты раскаиваешься, этого достаточно.
Однако на пороге спальни, прежде чем закрыть дверь, он помедлил.
— Но знаешь, дочь, если бы сегодняшним утром я застал тебя с молодым человеком, то расстроился бы чуть меньше, чем когда узнал, что тебя арестовали за незаконное перемещение в Абрис.