Когда в палату ворвался растрепанный и похожий на огромного рыжего барбоса Савва, мы уже беззаботно смеялись, выбирая подходящие имена к диковинному отчеству.
– Оля! Олечка, с тобой все в порядке? – он кинулся к ней, присел на край кровати и принялся целовать лицо и руки.
– С нами, – поправила его Ольга, – с нами все в порядке. Со мной, с Сашей и с нашими детьми.
Я никогда прежде не видела, как сходит с ума нормальный, серьезный и рассудительный мужчина. Савва скакал по палате козлом, сделал стойку на руках и едва не разбил ногой окно. Паршинцева только пальцем у виска покрутила:
– А ты говоришь – гены. Гены тут больше на Никиткины будут смахивать. То, что папе не досталось, дети восполнят.
– Кстати, о Никите, – сказала я. – Я завтра позвоню в Саратов и узнаю, как скоро мы его сможем забрать.
– Да, Александр Михайлович говорил, – откликнулся немного угомонившийся Савва. – Хорошо, что навылет, говорят, это лучше, чем если бы в тканях пуля застряла.
– Да, так затянется, будут просто два шрама.
Папа не находил себе места, хотя с дороги мы ему позвонили и сказали, что с нами все в порядке. Когда я вошла в дом, он кинулся ко мне с таким лицом, словно не ожидал больше увидеть живой.
– Санька! Паразитка ты…
– Пап! Я-то при чем тут? Сидела себе тихо в Саратове, – отмахнулась я.
– Что, Фима, время настало. Решай, – вдруг сказал мой муж, и я, стоя между ними, поняла, что опять стала причиной их раздора.
– Что решать?
– Мы договорились: я ее возвращаю, а ты принимаешь решение, продолжать ли нам жить в твоем доме.
– Ты идиот, паленый? – изумился папенька. – Это такой же твой дом, как и мой. Куда собрался?
– Опять грызлись? – поинтересовалась я, переводя взгляд с отца на мужа.
– Нет. Назрела необходимость кое-что выяснить, – сказал Акела.
– Выяснили?
– По ходу да, – буркнул папа. – Короче, вы как хотите, а я к себе – и на боковую. Весь день дурдом, всю ночь, я вам не мальчик…
Меч Акела выбросил в реку, мы специально завернули туда, где течение наиболее сильное. Постояли на склоне, посмотрели, как бурлит река, унося в неизвестном направлении источник бед и неприятностей, и Акела сказал:
– Возможно, я сейчас своей рукой уничтожил один из немногих сохранившихся мечей Мурамасы.
– Не стала бы я жалеть на твоем месте.
– Я не жалею. Просто странно. Всю жизнь я посвятил тому, чтобы сохранять такие редкости, продлевать им жизнь, и вдруг сам бросаю с обрыва в воду настоящую ценность. Но так, наверное, будет лучше. Крови меньше.
Он подхватил меня на руки и понес к машине.
Назавтра охранники вернулись из Саратова с Соней, которая была, разумеется, не в курсе событий.
– Ты, мама, деловая такая – уехала тихонько, даже записку не написала! – с порога напустилась на меня дочь.
– Софья, что за тон? – спокойно спросил Акела, глядя на дочь с любовью. – Разве можно с мамой так?
– Ага, маме, значит, можно тихонько уехать? А мне вообще ничего нельзя сказать?
– Софья! – повторил Акела чуть громче, и она согласилась:
– Все, молчу. Прости, мам, но так больше не делай, ладно? Я теперь понимаю, почему тебя баба Сара ругает…
Через неделю я вернулась на кафедру, где узнала, что оказалась права. Работники морга организовали маленький прибыльный бизнес по продаже трупной роговицы какой-то заграничной фирме. Дело было несложное, канал налаженный, деньги хорошие. А моя учебка использовалась в качестве перевалочной базы как раз из-за своего удобного расположения. И если бы не так внезапно заболевшая мать ассистента Новосадского, мы, возможно, никогда и не узнали бы об этом. Заведующий предложил мне сменить комнату, но я отказалась – что за предрассудки? Чего бояться? Призраков? Это точно не ко мне.
Никиту разрешили забрать только в декабре, за две недели до Нового года. Когда его перевезли в отдельную палату нашей городской больницы, я сразу же направилась туда. Телохранитель мой похудел, осунулся, даже рыжая шевелюра, кажется, потускнела немного. Но привычка дурачиться осталась при нем. Увидев меня на пороге в белой накидке, он вдруг зашелся кашляющим смехом:
– Вы как ученица смерти. Косу пока не дают, но вот грабельки уже в самый раз.
– Ну ты и дурак, – я, покачав головой, села на табуретку возле кровати. – Были б у меня грабельки, я б тебе сейчас так наподдавала…
Никита стал серьезным и произнес:
– Подвел я вас, Александра Ефимовна.
– Чего вдруг?
– А как?
– Не бери в голову. Не всегда возможно подставиться первым, я это знаю. Все же обошлось. Ты вон скоро дядей будешь. Аж два раза, – фыркнула я.
– Да, клево. Они ко мне вчера приходили. Все четверо! Ольга стала огромная такая, а ведь еще срок небольшой.
– Для двойни в самый раз. Знаешь, Никитка, как я испугалась, когда поняла, что Ольга может их потерять? Никогда в жизни не боялась так даже за себя, за Соню.
– Ольга сказала, что Акела там блеснул мастерством?
– Она не видела ничего, это я ей потом рассказала, даже не знаю зачем. Кстати, а наше пари в силе?
– Какое пари? – вздернул брови Никита.