Рядом со мной раздался громкий плач – девчонка из РПШ со смешными хвостиками, как будто сплетенными из тонкой проволоки, пыталась объяснить нашей сопровождающей, что она едет с подругой, а их почему-то записали в разные дружины. Женщина развела руками: «Все должно быть строго по спискам». Девчонка топнула ногой, сказала, что она не хочет в такой дурацкий лагерь, и заревела еще громче. Мое сердце дрогнуло. Я подошла к ней, тронула за плечо и сказала: «Меня тоже записали в “Стремительную”, если хочешь, будем там вместе». Она подняла на меня красные, заплаканные глаза и буркнула: «Ладно, давай».
Потом нас переодели в одинаковые мальчиковые семейные трусы в странных узорах и выдали синие детдомовские майки. Мы поплакали от стыда и унижения, но, самое главное, нам выдали
С новой подругой Викой мы сразу обежали весь лагерь. И – моя мечта! – в «Орленке» был целый корпус с космическими тренажерами и даже парашютная вышка! В числе первых мы записались в кружок космической медицины и с нетерпением стали ждать первого занятия.
Каждый день мы маршировали, готовились к лагерному смотру строя и песни. Мне нравилось ходить строем и петь хором орлятские песни, но я никому в этом не признавалась, потому что особым шиком считалось пойти в медпункт, настучать тыльной стороной ладони по термометру высокую температуру и освободиться от маршировки на несколько дней. Попасть в изолятор было много желающих.
В один из первых дней после приезда мы пошли купаться на море, и я попросила какую-то женщину, сидящую на берегу, подержать мои очки, чтобы их не затоптала наша дружная орлятская братия. Когда я вышла из моря, женщины на месте не оказалось. Сейчас, став взрослой, я бы за пять минут сообразила, что нужно делать, а тогда – одна, без родителей, в новом детском коллективе, – я просто заплакала и пошла в корпус. Остаться с сильной близорукостью без очков – это сильное испытание. Я ходила как во сне. Ребята в отряде все были глазастенькие и моих страданий не понимали. О чем думали вожатые, теперь уже не спросишь. На следующий день у нас был кросс по пересеченной местности. Мне повезло: упав, я сломала всего лишь одну правую руку.
Врачу в медпункте было лень везти меня на рентген: он заставил медсестру туго перебинтовать мне руку и посоветовал греть ее песком на пляже.
Моя новая подруга Вика ухаживала за мной, как мать родная: убирала кровать, первое время кормила меня с ложки, а потом у какой-то девочки из соседнего отряда выпросила для меня ее запасные очки. Они были сильнее, чем мне требовалось, но я видела! Жизнь вокруг меня снова приобрела цвета. Смена быстро пролетела, мне так и не удалось прыгнуть с парашютом, за что я до сих пор благодарна своей руке: сомневаюсь, чтобы после прыжка родители увидели меня живой.
Остаток лета прошел в мучениях – нравственных и физических. Рука срослась правильно, но была сине-черной и из прямого угла категорически не хотела выпрямляться. По вечерам папа приходил с работы, мама готовила соляной раствор, я размачивала в нем руку и пыталась ее разгибать. От боли текли в три ручья слезы, рядом стояли бледные родители и подбадривали меня рассказами об Алексее Маресьеве и генерале Карбышеве. Иногда ко мне приходила Вика, мы вспоминали «Орленок» и мечтали о встречах с орлятскими друзьями. Викины родители, решив, что я подходящая подруга для их дочери, перевели ее в мой класс. Я не знала, как сказать Машке, что у меня появилась еще одна подруга. О том, что можно дружить втроем, мне как-то в голову не приходило.
Наступило 1 сентября. В отутюженной форме, с новым портфелем я стояла у школы и ждала своих подруг. Первой пришла Вика: «Пошли, познакомишь меня с классом». Я отмахивалась: «Сначала надо Машу дождаться». Машка, как всегда, опаздывала. Нас уже начали строить по классам на линейку, и вот она – Машка. Я схватила ее за руку: «Знакомься, это моя орлятская подруга Вика».
Девчонки улыбнулись друг другу, и я поняла, что все получилось!
Скоро учителя стали нас называть «золотой троицей»: мы хорошо учились, участвовали в олимпиадах, школьных концертах. Но осенью у моей младшей сестры начались проблемы со здоровьем, и моей маме пришлось бросить работу. Бедные родители, сколько вечеров они провели, подсчитывая, как мы будем жить на одну отцовскую зарплату. Но мама набрала себе учеников и стала подрабатывать репетиторством.