Школа жизни. Честная книга: любовь – друзья – учителя – жесть (сборник)

Другое известное выражение – «мыши плакали и кололись, но все-таки продолжали жрать кактус» – как нельзя лучше описывает мои горестные школьные будни, заполненные теоремами Пифагора, матрицами и нескончаемыми задачами повышенной сложности. Впрочем, даже среди этого беспросветного математического мрака иногда пробивался лучик света. Точнее, целых два. Назывались они «русский язык» и «литература».

Первое полугодие пятого класса я делила парту с Алексеем – серьезным, вдумчивым товарищем. Отношения у нас были деловыми и взаимовыгодными: Алексей частенько помогал мне с контрольными по ненавистным алгебре и геометрии, я же в свою очередь проверяла его домашку по русскому и выручала во время диктантов, сочинений и изложений.

В общем-то мы с Алексеем были вполне довольны и жизнью, и друг другом, поэтому, когда после зимних каникул учительнице по русскому вдруг взбрело в голову всех в классе пересадить, для нас обоих это стало ударом.

Теперь я делила парту с Димой. В качестве соседа он был приобретением незавидным: кое-как перебивался с троек на четверки, постоянно вертелся, то и дело отпускал идиотские шуточки, а под настроение мог даже какую-нибудь пакость учинить.

Сначала я просто молча скрипела в сторону Димы зубами. Меня раздражало его раздолбайское отношение к жизни в целом и к учебе в частности. Но, как говорится, от ненависти до любви один шаг, и довольно скоро мне довелось испытать это на себе.

У Димы с русским языком – в смысле как со школьным предметом – дела, мягко говоря, обстояли не очень. Зато у него был папа, регулярно катавшийся по загранкомандировкам. Из них он постоянно привозил Диме какое-нибудь очередное диво дивное, чудо чудное: то модный рюкзак с непонятной, но очень крутой эмблемой, то спортивный костюм, переливающийся всеми цветами радуги…

Здесь следует пояснить, что речь идет о временах перестройки и жесткого дефицита, когда прилавки магазинов пустовали. Необходимый школьный инвентарь при случае покупался впрок – вдруг в ближайшее время завоза больше не будет… В шкафах пылились горы разноцветного картона, а на антресолях – рулоны миллиметровой бумаги, заблаговременно припасенные заботливыми родителями «на будущее», для еще одного кошмарного предмета под названием «черчение».

Лучше всего положение дел в то время передает наш разговор с одноклассницей Катей. Как-то раз, подойдя во время перемены к моей парте, она взяла в руки лежащую на парте красную ручку, поднесла к глазам, присмотрелась оценивающе, озабоченно поцокала языком… Потом спросила:

– У тебя сколько еще красных стержней осталось?

– Ну, где-то два-три… – ответила я, немного подумав.

– Беда, – вздохнула Катя, осторожно, словно стеклянную, возвращая ручку на место. – Этого не хватит до конца школы…

И вот аккурат на следующий день после этого трагического диалога Дима притащил в класс очередной отцовский заграничный презент – набор цветных ручек. Двенадцать – вы только представьте себе, двенадцать! – цветов.

Разумеется, ахнули все. Даже те, кто до сей поры делал вид, что ему начхать и на модный рюкзак с непонятной эмблемой, и на переливающийся спортивный костюм. Все сгрудились вокруг парты и по очереди аккуратно пробовали каждую ручку на гордо разложенной Димой бумажке.

Мы настолько увлеклись этим занятием, что не заметили, как прозвенел звонок, и в класс вошла учительница.

– Добрый день! – бодро сказала она. – Ну что, я надеюсь, все помнят, что сегодня у нас диктант?

– Ууу… – Из разочарованного вздоха, прокатившегося по классу, становилось ясно, что помнили-то о диктанте все, вот только от души надеялись, что сама учительница благополучно о нем забудет.

– В таком случае достаем двойные листочки и подписываем их, – невозмутимо продолжала учительница. По классу снова прокатился тяжелый вздох, все расселись по местам, и экзекуция началась.

Совершенно не помню, о чем в тот раз был диктант. Зато отлично помню, как после одного достаточно сложного предложения учительница склонилась над моим листочком и одобрительно кивнула. Сие обстоятельство не укрылось от зоркого Диминого взгляда, и он тут же внес аналогичное исправление в собственный труд.

– Ну, месье Дмитрий у нас, разумеется, тут как тут, – с усмешкой прокомментировала это учительница. – На ходу подметки рвет, не теряется.

За несколько минут до окончания урока, пока все проверяли собственные работы, я краем глаза успела высмотреть на листочке Димы еще пару ошибок, о чем и не преминула ему сообщить, многозначительно потыкав ручкой сперва в его каракули, а затем – в свои собственные. Димин радостный взгляд красноречиво дал мне знать, что благодарность его не имеет границ. А после урока он подошел ко мне и протянул раскрытый футляр с набором ручек:

– Выбирай любую!

Это была неслыханная щедрость, и девчонки, находившиеся рядом, тихо ахнули.

Я несколько секунд колебалась – мне больше всего нравились сразу две ручки, розовая и оранжевая, – но потом все-таки потянулась к розовой. Не решаясь взять, вопросительно взглянула на Диму.