Школа жизни. Честная книга: любовь – друзья – учителя – жесть (сборник)

Но главное тогда для меня было находиться там, где Мишка… Играть в его команде (зимой – в хоккей без коньков, а летом – в другие шумные игры: «вышибалы», «штандр-стоп», «калим-бам-ба»…), вместе петь всякие пионерские песни (у Мишки был хороший голос, но музыкой он не занимался), гулять в парке (в парк имени Ленинского комсомола мы ходили на маевки, как первые нижегородские марксисты, пекли картошку в костре, добывали березовый сок и первоцветы). А еще мы ходили на лыжах на Щелоковский хутор (это лесной массив в черте города, недалеко от нашей школы), катались с гор и бегали среди деревьев по многокилометровой лыжне… Там же мы потом играли в «Зарницу», соревновались в стрельбе и ориентировании… Спортивные успехи мне не очень давались, но я тянулась за Мишкой… А ему было важно доказать, что он крутой: «Вот смотри, председатель, какой у тебя звеньевой!» – говорил он, показывая мне очередную рукодельную ловушку или кормушку для птиц, скворечник или собственноручно сплетенную рыболовную снасть… Моя мама как-то сфотографировала нас: девочку с нотной папкой и мальчика с рогаткой – он учил меня ею пользоваться… Фотография, к сожалению, получилась размытой, нечеткой и в конце концов затерялась.

А потом мы повзрослели. Наши дороги разошлись – я переехала с улицы Терешковой, мы стали учиться в разных школах, поступили на разные факультеты университета, изредка сталкивались на общих студенческих мероприятиях, до меня иногда доходили известия о его житье-бытье… И я почти забыла свою детскую любовь.

Только этот двор последнее время все чаще мне снится. Во сне я возвращаюсь в наш оазис тепла, дружбы и любви, бегаю по траве, летаю над домами и клумбами, играю в мяч с моими одноклассниками, пою пионерские песни… И я счастлива, что рядом мой друг Мишка, а дома, на пятом этаже, вон за теми окнами меня ждут папа, мама, бабушка и полосатый кот Малыш…

Но вернуться в страну детства можно только во сне. А наяву… Школа по-прежнему белая и красивая, а улица Терешковой по-прежнему зеленая, посаженные нами акации и прочая растительность заполонили все свободное пространство. Машин стало больше: они не умещаются на пятачке перед домом. И еще – вокруг ни одного знакомого лица…

Светлана Дурягина Две потери

В конце шестидесятых годов, когда мне исполнилось одиннадцать лет, родители, даже не поинтересовавшись, хочу ли я этого, увезли меня из маленького южного городка в небольшое вологодское село – родину отца.

Здесь все было другое: чужое и даже враждебное. Среди сверстниц, сплошь белокожих, белобрысых и голубоглазых, моя смуглая мордашка с карими глазами, видимо, слишком резко выделялась, привлекая чрезмерное внимание и одноклассников, и мальчишек постарше. Это очень раздражало одноклассниц, а также мой акающий говор, банты в косичках, белые гольфы и туфельки, потому, видимо, что они, как было принято в деревне, даже летом ходили в платках и в сапогах. Их ужасно смешило то, что ко всем старшим, и даже к своим родителям, я обращалась на «вы», читала толстенные книги и боялась коров.

Говорить мне с девчонками было решительно не о чем, поэтому очень скоро самыми близкими друзьями для меня стали живущие по соседству одноклассники Вовка и Ленчик. Несмотря на банты и белые гольфы, я быстро выучилась у них лазить по деревьям, свистеть в два пальца и гонять на велосипеде.

Вовкины родители были учителями, кроме него в семье росли еще три девочки – старшие сестры. Вероятно, поэтому он никогда не ругался матом, как другие мальчишки, не курил и носил костюм. Рослый, сероглазый, он наверняка нравился девчонкам, но я не помню, чтобы Вовка за кем-нибудь ухаживал.

Ленчик был девятым ребенком из двенадцати детей колхозного бригадира. Маленький, слегка косоглазый, не унывающий ни при каких обстоятельствах, он знал уйму смешных и страшных историй, ловил руками рыбу в реке, словно кошка, мог залезть куда угодно.

Эти двое частенько ходили с синяками, так как им приходилось вести рукопашные бои со старшими ребятами, которые весьма своеобразно оказывали мне знаки внимания: дергали за косички, выкручивали руки или устраивали в моем портфеле террариум, поселяя в нем лягушек и ящериц. Вовкина мама в разговорах с моей сокрушалась, что ее Володенька часто падает лицом на землю (так мой приятель объяснял ей происхождение фонарей то под левым, то под правым глазом). Родителей Ленчика ссадины и синяки на лице сына не волновали.