Школа жизни. Честная книга: любовь — друзья — учителя — жесть

Двадцать пять лет. И двадцать пять зим. Вот сколько. Четверть века мы не виделись. Всего-то. Как получили аттестаты, так и разбежались.

Я сел между старушкой с длинным голым саженцем и дедом с огромной сумкой на колесиках. В вагоне пахло старостью. Говорливая электричка была под завязку забита возбужденными пенсионерами, слегка опьяневшими от приближающейся счастливой сельскохозяйственной поры.

«Тут есть некая закономерность, – подумал я. – Чем человек старше, тем его сильнее притягивает земля – всякие семена, удобрения, газета “Шесть соток”. А потом, когда земное притяжение доходит до предела, старик сам превращается в удобрение. Так устроен мир».

Таксист тоже выглядел как классический дачник, ладно скроенный из бодрого настроения, резиновых сапог, болоньевой куртки с олимпийским мишкой, пузатого рюкзака «Эверест».

После охов-ахов и взаимных похлопываний по спинам, медленно и тяжело, словно старый бульдозер по котловану, пополз наш разговор.

– Блин! Как оно, вообще? Как ты? Где ты?

– Журналист. А ты?

– Экономист, вот…

– А где?

– Вот, в одной совместной российско-германской компании. А ты?

– Я, так сказать, свободный художник. Подрабатываю там-сям…

Пока мы несли эту пустословицу, я наблюдал за необычной особенностью, торчащей из Таксиста, как штырь арматуры из треснутой бетонной плиты. Несмотря на общую рыхлость сорокалетнего московского семьянина, он обладал внутренней собранностью. Она проявлялась в жестком взгляде и подтянутых губах. Если бы не общий вид вялого предпенсионера, можно было бы предположить, что Миша-Таксист – ветеран войск специального назначения. Но чудес не бывает: либо мужик – спецназовец, либо дачный увалень в застиранных рейтузах. В Мише как-то единилось и первое, и второе.

Пришлось напрячь мозги и силой мысли вытащить Мишу из прошлого. Мне припомнилось, что он был обычным, ничем не примечательным подростком, тихим, серым, но почему-то… независимым. Последнее качество выглядело очень странно. Независимых подростков не существует. Это даже ежам понятно. Каждая нормальная школа живет по всемирному «закону силы». Если ты недостаточно силен, хитер и подл, значит, тебе надо жить под опекой родителей или под покровительством какого-нибудь головореза. Если ты силен, хитер и подл, значит, тебе следует хранить свой титул главаря банды, оберегая его от посягательств заговорщиков. Других вариантов существования в нормальной школе нет. Того, кто пытается, как Володя Ульянов, идти «своим путем», быстро заклевывают, а вернее, заплевывают. В прямом смысле: смачно харкнуть в спину мальчику, не имеющему покровителя, считается самым милым делом. Во всяком случае, этот ритуал был очень популярен в нашей с Таксистом школе. Реальный пацан считал, что жаловаться родителям западло, и старался отстоять свое положение собственными силами или опираясь на своего синьора. У Миши не было ни особых сил, ни покровителей с кастетом в кармане. Однако он умудрялся, не жалуясь родителям, обходить все острые углы политических игр школы, сохраняя при этом нейтралитет. Его никто не трогал, и он ни к кому не лез.

Как-то раз в туалете нас, троих шестиклассников, прижали ребята из восьмого «А», без пяти минут пэтэушники. Поводом для расправы стала симпатия Наташи М. к Паше М., моему вроде как приятелю. Прижали троих – Пашу, меня и Таксиста. Но последнего, смерив хмурым взглядом, отпустили. Почему? Непонятно.

– А… – криво ухмыльнулся влюбленный в Наташу восьмиклассник с железным зубом. – Таксист… Давай, вали отсюда. Быстро!

И Миша-Таксист отвалил, а нас с Павликом, как говорится, отмудохали. Его – за красивые глаза, а меня – за компанию. Первый же удар восьмиклассника с железным зубом сбил меня с ног. Боли не почувствовал. Лишь заметил, как выскочил его костистый кулак с наколотым крестиком на безымянном пальце, и – тут же звон в ушах, круговерть кафельных стен в глазах и блаженное состояние обморочного забытья.

Школьный туалет, как известно, тоже школа. Школа в школе. В нем жадные до открытий дети узнают гораздо больше, чем в классах. Туалет – это некий закрытый клуб. Здесь познают прелесть табака и даже алкоголя, рассматривают мутные порнографические фотки, устраивают кровавые поединки, списывают домашнее задание, завтракают толстыми бутербродами, играют на деньги в «трясучку», прячутся от директора. Не знаю, что происходило (происходит?) в туалете девочек. Полагаю, что примерно то же самое.

Маменькины сынки, чтобы не появляться в этом вонючем чистилище, перед школой ничего не ели и не пили. Для так называемых «домашних детей» в школьном туалете царила крайне враждебная среда.