Школа жизни. Честная книга: любовь — друзья — учителя — жесть

До четырнадцати лет мы были неразлучны: вместе ходили в школу и из нее, зимой катались на лыжах, летом качались на качелях, играли в казаков-разбойников, вечерами пекли на костре картошку и пели военные песни, учились ездить на Вовкином мопеде, бегали в кино, а в дождливую погоду я читала мальчишкам вслух свои любимые книги (у меня одной была отдельная комната с закрывающейся дверью). В этой самой комнате однажды, дурачась, Вовка ткнул меня своим выросшим до размеров пудовой гири кулачищем в живот и тут же, увидев, как я с выступившими на глазах слезами хватаю ртом воздух, рухнул передо мной на колени и, целуя мои прижатые к солнечному сплетению руки, испуганно стал просить: «Ну, тресни мне по глупой башке, вот увидишь – тебе полегчает!»

После этого случая дружеское рукоприкладство (например, щелбаны в мой лоб при проигрыше в шашки или шахматы) со стороны приятелей совершенно прекратились. Но разве я смогу забыть, как мои закадычные друзья, взяв меня в плен во время игры в казаков-разбойников, однажды устроили мне допрос с пыткой: Вовка пару раз хлестнул по моим голым ногам крапивой и, увидев, что я, сдержавшись изо всех сил, не заревела, окончательно вошел в роль закоренелого бандита и вдобавок укусил меня за палец. Тут уж слезы брызнули во все стороны, но опять не у меня, а у Ленчика, который, поразившись жестокости друга, кинулся на мою защиту. Они, пыхтя, катались по траве, а я, подвывая от боли в пальце, пыталась растащить их. Потом мы все трое стояли по колено в речке, остужая мои ошпаренные крапивой ноги, и придумывали, как объяснить Вовкиной маме, почему у его пиджака оторвался рукав.

Когда нам исполнилось по четырнадцать лет, у меня появился кавалер – наш участковый, парень лет двадцати. В клубе он настойчиво приглашал меня на танец, угощал конфетами, говорил какие-то глупости, а мои верные друзья мрачно смотрели на нас из какого-нибудь угла. Сами они никогда не приглашали меня танцевать и вообще не танцевали. Видимо, в этом возрасте танцы для них были глупейшим занятием, а я обожала подвигаться под музыку. Когда мой кавалер после танцев провожал меня домой, два моих приятеля на приличном расстоянии следовали за нами, как бы я ни ругалась с ними, требуя, чтобы они прекратили сопровождать меня повсюду. И всякий раз, как мой ухажер робко обнимал меня за плечи, позади раздавалось презрительное посвистыванье и невнятные угрозы. Вскоре кавалера моего куда-то откомандировали, Ленчик уехал учиться в ПТУ, а мы с Вовкой пошли в среднюю школу, которая находилась в восьми километрах от нашего села, в другом поселке. И тут я влюбилась.

Два раза в неделю (в понедельник и в субботу) мы ехали на попутках, а чаще топали пешком в поселок, который раскинулся по берегам довольно глубокой реки; через нее приходилось переправляться на пароме, чтобы попасть в школу. Народу на берегу всегда было много, особенно «скубентов», как называл школьников вечно пьяный паромщик. Пока ждали переправы, общались на всю катушку. Обязательно находился у кого-нибудь транзистор, настроенный на «Маяк», а то и гармошка или гитара. Тогда устраивались танцы, и всем было весело без вина.

Новая школа мне очень понравилась, хотя жизнь мою здесь с самого начала легкой назвать было нельзя. Учителя наши оказались замечательными людьми, все, кроме одного. Молодой физик Алексей Сергеевич произвел на женскую половину нашего с Вовкой нового класса неотразимое впечатление: атлетическая фигура, безукоризненный костюм, модный галстук, красивое кукольное лицо. Он был похож на артиста с обложки очень популярного среди старшеклассниц журнала «Советский экран». Девчонки млели, глядя, как Алексей Сергеич выписывает на доске формулы, и зубрили физику больше, чем какой-либо другой предмет. А мне не нравился его слащавый голос, его манера поправлять на моей груди комсомольский значок и обнимать за плечи, когда он склонялся над моей тетрадью, чтобы проверить, как я решаю задачи. Всякий раз, как Алексей Сергеич это делал, я слышала, что сидящий позади меня Вовка начинал тяжело дышать и стучать под партой ботинками. В классном журнале по физике у Вовки «тройки» часто перемежались с «двойками», у меня практически в каждой клеточке стояли «пятерки». В конце октября идиллия закончилась.

Однажды во время урока Алексей Сергеич, объясняя новый материал, увидел в приоткрытую дверь класса, как из лаборантской удирают запертые там им в наказание шестиклассники (он был у них классным руководителем). Прервав объяснение, Алексей Сергеич приказал моим одноклассникам догнать беглецов, наподдавать им хорошенько и запереть их снова. Ну разве могла я, недавно прочитавшая «Педагогическую поэму» Макаренко, усидеть спокойно после всего этого?! Конечно нет. Я вскочила и, глядя физику прямо в его кукольные глаза, решительно заявила:

– Алексей Сергеич, это непедагогично!

Рванувшиеся было к дверям парни замерли на месте. Лицо учителя стало свекольным.

– Что-о? – полушепотом переспросил он.