Школьная бойня

Шумно и долго рассаживались за столы. Их было шесть: два располагались ближе к окнам и были сервированы для взрослых, а за оставшимися четырьмя должны были праздновать дети. Родители выпускников, приглашенные персоны и те, кто учил детей читать, писать и отличать формулу квадрата суммы от квадрата разницы, выбирали места поближе к тем, кого лучше знали, но особенно на отдельные группы не разбивались. Многие учителя прекрасно знали родителей, занимали им места, подтаскивали стулья.

Складывалось ощущение, что все были равны, хотя это было далеко не так.

Гуров оказался в интересной компании. Среди тех, кто делил с ним стол, был широкоплечий темноволосый мужчина лет тридцати, с лицом, усеянным темными веснушками, и широкими прямыми бровями, практически закрывающими верхние веки. Он назвался учителем физкультуры, и от его рукопожатия у Гурова едва не свело зубы. Физрук попросил называть его Геной и, беспрестанно вертя головой, караулил соседний стул, положив на него широкую ладонь. Вскоре стул заняла молодая женщина с длинной косой из светлых волос. В длинном льняном платье свободного покроя она напоминала натуральную Снегурочку, но, как оказалось, всего лишь преподавала в начальной школе.

– Арефьева Ольга Игоревна, – свое имя она произнесла тонким нежным голосом и повернулась к Маше, расположившейся по соседству: – Ничего, если я скажу? Я сразу вас узнала! Вы тоже здесь учились, да? Обалдеть.

Ее восторженность неожиданно понравилась Гурову. Он гордился Машей, хоть и не любил быть рядом с ней, когда она общалась с поклонниками. Тем самым внимание почитатели переключали и на него, считая, возможно, Гурова какой-нибудь знаменитостью. Но подобное происходило не так уж и часто, поэтому Лев Иванович предпочитал терпеть из-за любви к супруге.

На столе появились бутылки с вином, Гуров выбрал белое и предложил Маше.

– Выпьем на брудершафт, – развеселилась Маша, и учительница начальных классов тоже подставила свой бокал.

Сделав первый глоток и почувствовав тепло в груди, Гуров ощутил покой. Ему вдруг стало хорошо и покойно, несмотря на то что вокруг царил самый настоящий хаос, состоящий из смеха, звона бокалов, окриков взрослых, обращенных к своим детям, и громких ответов тех же детей. Во всем этом шуме тихо разговаривать не получалось. Немирович, оказавшийся за соседним столом, встал и заколотил пластиковым ножом по стенке своего бокала, пытаясь призвать к тишине. Но его никто не слышал, потому что одноразовый нож не мог конкурировать с настоящим, сделанным из стали. Поняв свою ошибку, Немирович приложил руку ко лбу. Над ним по-доброму посмеялись, и наконец чей-то зычный бас попросил не сходить с ума и дать директору школы слово. Заместитель директора Тамара Георгиевна схватила с подоконника микрофон и сунула его Немировичу в руку.

– Хотел сказать так много, но от волнения все забыл, – стушевался Немирович. – Это последний выпускной вечер, который увидит эта школа. В каком-то смысле мы все здесь… мы… – он замолчал, пытаясь подобрать нужное слово.

– Спасибо за то, что пришли! – закончила за него Тамара Георгиевна.

– Да уж, – согласился директор. – Да уж…

Он опустился на стул. Заместитель директора наклонилась к нему и сказала что-то ободряющее. Потом вытянула шею и внимательно осмотрела столы, за которым сидели выпускники. Гуров тут же вспомнил свой выпускной, который тоже проходил в школе. Спиртное в тот день они притащили тайно и заранее спрятали сумку с ним на улице, в кустах жасмина, растущих под окнами подсобки, в которой хранились метла, ведра и лопаты для уборки снега. К ручкам матерчатой сумки была привязана веревочка, другой конец которой крепился внутри подсобки. Чтобы попасть в нее, нужно было стащить ключ со стенда в учительской, сделать дубликат и незаметно вернуть на место, и это опасное дело удалось провернуть без сучка и без задоринки. Позже, когда учителя и родители устали от всех и вся, Гуров смог проникнуть в подсобку и затащить бутылки грузинского «Ркацители» внутрь. Там же и угощались, выжидая момент и заходя в «бар» по двое или трое, чтобы не привлекать внимания взрослых.

Гуров был уверен, что с тех пор мало что изменилось. Заместитель директора следила за детьми с одной целью – не дать им возможности пригубить за светлое будущее. «И когда это кого-то останавливало? – подумал Гуров. – Все равно найдут возможность. Лучше бы открыто плеснули ребятам шампанского в бокалы, чтобы те чокнулись с учителями».

Он вдруг заметил Серова. Глава Управы подошел к крупной яркой девушке, сидевшей за самым ближним к нему «детским» столом. Для выпускного вечера она выбрала оранжевое платье. Длинные черные волосы, рассыпанные по плечам, девушка то и дело раздраженно отбрасывала за спину, но они все равно скатывались по голым плечам и лезли ей в тарелку.

– Ну как вы тут? – поинтересовался Серов, облокотившись о спинку стула, на котором сидела девушка. – Все нормально? Довольны?

– Нормально, довольны, – вразнобой ответили ребята.

– А у тебя как дела? – обратился Серов к девушке.

– Все отлично, – холодно ответила она.