– Нет, он меня не боялся, – покачала головой женщина. – Но уважал, это чувствовалось. И я его уважала, хоть и держала в строгости. Он вырос на моих глазах как личность и как педагог. Взрослел, набирался опыта. Помню его первую поездку с детьми в лес. Восемь шестиклассников, пара родителей и он. В октябре. На целый день! Казалось бы, ну что делать в это время в лесу? Холодно, природа уходит в зимнюю спячку. Но Олег Алексеевич разработал такой маршрут, что и по лесу погуляли, и в кафе потом зашли, а позже, когда стемнело, дети уже просили повторить экскурсию. Он водил их в обалденные места! Ребята показывали нам потом фотографии – Шишкин, Поленов, Левитан позавидовали бы. Всем так понравилось, что вскоре мы уже собирали людей в новый поход. По-моему, ему такие прогулки нравились больше, чем ученикам.
Гуров понимал, что беседа может затянуться надолго, но не перебивал Тамару Георгиевну. Он уже понял, что она не из тех, кто будет попусту молоть языком. Все, что она рассказывала, так или иначе относилось к делу. О Шлицмане она отзывалась с восторгом, описывала его деяния с придыханием, ссылалась на отзывы множества свидетелей и тем самым как бы лишний раз доказывала свою непричастность к его смерти.
– За последний год все изменилось, – Тамара Георгиевна выпустила в потолок струйку дыма. – Трансформация, которая произошла с Олегом Алексеевичем, никого не оставила равнодушным. Не знаю, что вам о нем говорили и какими были мнения, за него многие переживали, но вида не показывали. Оля… Игоревна, царствие ей небесное, как-то раз, когда Шлицман отсутствовал в учительской, поделилась с нами новостью о том, что он, оказывается, потерял жену. А мы, к стыду своему, даже не знали, что она болела.
– Да, Ольга Игоревна успела мне об этом рассказать, – вспомнил Гуров. – Кажется, Шлицман очень обиделся на нее за это.
– Я его тогда поняла. И Ольгу Игоревну тоже. Она была сказочной девочкой. Тоже из тех, кто на моих глазах вставал на ноги. Но что-то, наверное, прошло мимо меня. Что‐то важное. Оля ушла из жизни вслед за Олегом – и это как некое знамение, понимаете?.. Они с ним были странной парой.
– Парой? – не понял Гуров. – Они встречались?
– Нет, ну что вы. Но были единомышленниками, как бы на одной волне. Правда, о них все равно сплетничали. Но вы же знаете, как это у нас бывает: люди считают, что дыма без огня не бывает. А я вам вот что скажу: еще как бывает! Оля и Олег были людьми одинокими, жили только школой, только для детей. Я так думаю: сошлись – и прекрасно. И не важно, как именно и что именно между ними произошло. Олег ведь после смерти жены совсем в себе замкнулся, не достучаться было. Оля ему, по сути, жизнь спасла. На выпускной вечер не хотел идти, она еле-еле уговорила его, а сделать это было наверняка очень сложно. Он был упрямым до ужаса, а уж когда выпьет, то вообще гаси свет – все сделает по-своему. Но пил-то он не потому, что каждый день считал за праздник. Он не мог иначе, как бы абсурдно это ни прозвучало. Ему жить было душно. Все через боль, все через… Да что я вам рассказываю?
Она глубоко вдохнула и медленно выдохнула.
«Ну вот и добрались до граненого стакана, – подумал Гуров. – Что, интересно, она скажет насчет алкоголизма Шлицмана?»
– Но, Тамара Георгиевна, тут вырисовывается очень странная ситуация. За появление учителя в школе в нетрезвом виде обычно следует серьезное наказание вплоть до увольнения.
– Да, вы правы, – медленно кивнула заместитель директора. – Но оставался последний год в нашей школе. Директор дал ему шанс исправиться.
– Сколько ж этих шансов он ему дал?
– Много. Наш директор как бы принимал удар на себя. Если бы пришла жалоба, то наказали бы прежде всего именно Вячеслава Ивановича. Но никто не жаловался, представьте. Это как… на минном поле.
– А почему же он не уволил учителя истории? Неужели не нашел бы ему замену? И самому было бы спокойнее, и репутация школы не была бы под ударом.
– А что бы тогда стало с человеком? – с тихим придыханием спросила Тамара Георгиевна. – Вы об этом подумали? Вот так взять и выбросить его на улицу? Перечеркнуть все, что он сделал для ребятишек?
– И все равно то, что директор закрывал глаза на пьянство Шлицмана, выглядит очень странным, не находите?
– Не нахожу.
– Ну ладно. Человеколюбие, сочувствие и тому подобное, я понял, – сдался Гуров.
– Жаль, если для вас эти качества не имеют значения. Впрочем, оставаться понимающим при вашей работе довольно сложно. Окаменели вы, Лев Иванович. Покрылись слоем равнодушия.
– Вы ошибаетесь, – оборвал Гуров пожилую женщину.
– В таком случае прошу прощения.
Тамара Георгиевна аккуратно затушила сигарету в пепельнице и попросила стакан воды. Гуров немедленно исполнил ее просьбу. Но Тамара Георгиевна не стала пить. Обхватила стакан длинными сухими пальцами и отрешенно уставилась на воду.
– Продолжим? – как ни в чем не бывало спросил Лев Иванович.