Школьная королева

Я вышла из дома, чтобы посидеть в кустах рощи и подумать немного. Я медленно шла по лужайке, когда увидела трех сестер Купп; по-видимому, они разговаривали о письме, полученном Мэри, потому что были в хорошем настроении – очевидно, полученные ими новости были отличными. Я не обратила на это особого внимания. Должна признаться, что эти девочки не нравятся мне. Я прошла на опушку, прислонилась к стволу дерева среди кустов и задумалась. Потом я услышала шаги. Кого же увидела? Мэри! Мэри, совсем одну. Она стояла на маленькой поляне. Сначала я была уверена, что она должна видеть меня, однако этого не случилось. Я вспомнила потом, что на мне зеленое платье, как раз под цвет листьев, так что оно сделало меня незаметной. Я находилась на некотором расстоянии от Мэри, но не так уж далеко: я слышала ее и видела каждое ее движение.

Она казалась очень взволнованной; право, лицо ее было страшно трогательно. Через некоторое время она простонала так, как будто у нее разрывалось сердце, вынула из кармана какое-то письмо и прочла его медленно, медленно, раза два-три, потом разорвала. Она разорвала его на мелкие, мелкие клочки, собрала их на ладони одной руки, а другой захватила листья дикого щавеля и вырвала его с корнем из земли. Она спрятала клочки письма в образовавшуюся ямку, снова посадила кустик, утоптала землю, стала на колени и привела в порядок все вокруг. Бедная девочка! Потом она упала на землю и стала плакать. Она плакала очень жалобно: рыдания как будто с трудом вырывались из ее груди; наконец, она уснула, измученная горем. Я была рада этому, потому что мне не хотелось, чтобы она видела меня; я ушла домой. Она так и не знает, что я видела, как она разорвала письмо и спрятала клочки. Ну, дорогая Елизавета, я запомнила место, несколько минут тому назад выкопала разорванное письмо – вот оно у меня здесь, в платке. Мы должны во что бы то ни стало узнать его содержание и понять, какая странная причина заставила Мэри Купп разорвать его. Нам предстоит трудная работа.

– Какая? – сказала Елизавета.

– Надо сложить эти клочки. – Она разложила на столе кусочки письма. – Будь осторожна, Елизавета, не смахни как-нибудь. Видишь, это письмо написано на заграничной бумаге, к тому же эти клочки немного запачканы землей. Трудно будет сложить это письмо.

– Трудно? – повторила Елизавета. – Ты хочешь сказать – невозможно, Кло. Этого нельзя сделать.

– Это надо сделать, – возразила Клотильда решительным тоном.

– Можешь ты это сделать, дорогая Кло?

– Очень бы желала; но это займет слишком много времени и я не очень искусна в таких делах. Вот что я придумала. Нельзя ли отложить решение дня на два? Я думаю, что мой папа уже в Лондоне. Мама, я знаю, остановилась в отеле «Ритц», и я могу телеграфировать ей, чтобы узнать, приехал ли папа. Его ждут в Англии. Я поеду в Лондон с этим разорванным письмом и передам его Джемсу Томасу Фокстилу.

– Дорогая моя, милая Кло! Что может сделать твой отец с этими клочками бумаги? Ведь некоторые из них величиной не больше почтовой марки.

– Увидишь, увидишь, – сказала Клотильда. – Дело нелегкое. Я вполне уверена, что Мэри Купп не стала бы рвать письма своего драгоценного брата, если бы в нем не было того, что не должны знать в школе. Послушай, Елизавета. Прежде всего нам надо убедиться, что письмо написано Полем Куппом. Я почти уверена в этом, но мы должны знать точно. Что если бы ты вышла на несколько минут в сад, встретилась бы с Джени или Матильдой и спросила, как бы случайно, не получили ли они сегодня утром письма с вестями о Поле? Ты можешь сделать это так, чтобы не возбудить ни малейшего подозрения и не заставить насторожиться Мэри. Видишь ли, я уверена, что несчастная девочка – только орудие в руках Генриетты! О, как я ненавижу Генриетту! Мэри – во власти Генриетты. Нужно освободить ее, бедняжку. Пойди, Елизавета, и узнай, что можешь.

– Пойду, – согласилась Елизавета, чрезвычайно взволнованная.

Она ушла. Через несколько минут Клотильда из окна своей комнаты увидела, как она переходила лужайку своей медленной, величественной походкой. На мягкой траве сидели Матильда и Джени. Они оживленно болтали. Джени подняла личико. У нее были красивые голубые глаза. Из трех сестер только ее можно было назвать хорошенькой.

– Я не спросила тебя сегодня, как здоровье брата, Джени? – произнесла Елизавета ласково.

Восторженная улыбка мелькнула на личике Джени.

– Благодарю тебя, Бетти. Ему гораздо, гораздо лучше. Разве ты не слышала?

– Нет, милая, ничего не слышала. Стыдно, что не подумала и не спросила. Есть у вас известия о нем?

– Да, есть. Мэри получила от него утром чудесное письмо. Он пишет сам и говорит, что ему гораздо лучше. Ты знаешь, он теперь в Швейцарии. Он думает, что совсем выздоровеет. Не чудесно ли это?

– Да, чудесно. Я так рада за тебя, Джени.

– Надеюсь, что ты рада за нас обеих, – сказала Матильда.

– Понятно, Матильда. Я рада за обеих вас.