Школьные страдания

Я ставлю на землю сумку, достаю зажигалку и подношу огонек к его сигарете. Он опускает голову, втягивает щёки, вдыхая дым, и в первый раз смотрит на меня поверх пламенеющего кончика. И тут — разительная перемена в поведении. Глаза его становятся круглыми, он опускает руку, вынимает сигарету изо рта и лепечет:

— Ой, простите, мсье… — Молчит в нерешительности. — Вы, случайно, не?.. Вы пишете… Вы ведь писатель, правда?

Я мог бы подумать с легким трепетом удовольствия: «Вот он, читатель!», однако старый инстинкт подсказывает мне другое: «Ага, школьник! Учитель задал ему что-то по моему „Малоссену“. Сейчас начнет просить о помощи».

— Да, я пишу книги. А что?

Так оно и есть.

— Да вот, нам учительница велела прочитать эту, как ее… «Фея…», «Фея…»…

Ладно, он хотя бы знает, что в названии есть слово «фея».

— Там еще про Бельвиль, про старушек и…

— «Фея Карабина», да. И что же?

И тут он превращается в застенчивого малыша и, ломая пальцы, задает наконец решающий вопрос:

— Нам задали разбор текста. Вы мне не поможете? Может, подскажете чего-нибудь, пару слов?

Я поднимаю с земли сумку с продуктами.

— Ты обратил внимание, как попросил у меня огня?

Замешательство.

— Ты хотел меня напугать?

Протест:

— Нет, мсье, клянусь мамой!

— Не стоит подвергать твою маму такой опасности. Ты хотел меня напугать. (О том, что ему это почти удалось, я благоразумно умалчиваю.) И не меня первого. Сколько человек ты уже остановил таким образом сегодня?

— …

— Только вот меня ты узнал и теперь просишь помочь. А что же бывает с теми, чьих книг ты не изучаешь в школе? Что делают эти люди, когда ты преграждаешь им дорогу? Они пугаются, а ты радуешься?

— Нет, мсье, послушайте…

— А ты ведь знаешь, что такое уважение — или как там по-вашему, респект? Сам-то, наверно, по сто раз за день это слово произносишь, так ведь? Ты отнесся ко мне без уважения и хочешь, чтобы я тебе помог?

— …

— Как тебя зовут?

— Макс, мсье. — И быстро добавляет: — Максимилиан!

— Так вот, Максимилиан, ты только что упустил очень хороший случай. Я живу вот здесь, смотри, совсем рядом, улица Лесажа. Видишь окна, там наверху? Если бы ты попросил у меня огня вежливо, мы бы уже были там и я помогал бы тебе сделать твое домашнее задание. А сейчас — нет, об этом не может быть и речи.

Последняя попытка:

— Но, мсье…

— В другой раз, Максимилиан, когда ты будешь обращаться с людьми уважительно. Но не сегодня. Сегодня ты меня рассердил.

2

Я часто думаю об этой встрече с Максимилианом. Интересный опыт — и для него, и для меня. На какую-то секунду я дрогнул перед хулиганом и расправился с учеником. Он же словил кайф, напугав «буффона», а потом трясся как овечий хвост перед «статуей Виктора Гюго» (в Бельвиле, на улице Лесажа, некоторые из ребят, что выросли на моих глазах, называли меня в шутку «мсье Гюго»). И у Максимилиана, и у меня сложилось двойственное представление друг о друге: опасный хулиган или взывающий о помощи школьник, трусливый «буффон» или писатель, который может помочь. К счастью, огонек зажигалки смешал эти представления. На секунду мы оказались хулиганом и школьником, «буффоном» и писателем; реальность несколько усложнилась. Если бы на этом все и кончилось, если бы Максимилиан не узнал меня, я вернулся бы домой с чувством стыда от того, что спасовал перед мразью, он — с восторгом, что «сделал» старого «буффона». Он стал бы хвастаться этим перед приятелями, а я мог бы посетовать на это перед микрофоном. В сущности, все свелось бы к простой ситуации: хулиган из предместий унизил порядочного гражданина, вполне в духе современных представлений о мире. К счастью, в свете зажигалки жизнь оказалась гораздо сложнее: это была встреча подростка, который многому еще должен учиться, и взрослого, который многому может научить. И вот что я скажу: если ты хочешь стать великим, как император, Максимилиан, если хочешь властвовать, пусть даже только над самим собой, не играй в эти игры — не пугай «буффона», не добавляй ни грамма правды к образу страшного хулигана, который лепят из тебя и таких, как ты, который возводят на ваших спинах трусы с микрофонами в руках.

— Да уж…

Перечитывая только что написанное, я снова слышу внутри себя тихое хихиканье.

— Да уж, хи-хи-хи…

Ну конечно, эта ирония — опять он, двоечник, которым я был когда-то.

— Надо же, как красиво! Прекрасный урок нравственности получил этот твой Максимилиан! — И, как обычно, забивает новый гвоздь: — Легкий приступ самодовольства?

— …

— Иначе говоря, ты не помог этому школьнику…

— …

— Потому что он был невежлив с тобой, так?

— …

— И ты собой доволен?

— …

— А как же твои принципы? Прекрасные принципы, изложенные выше? Вспомни: «Страх перед чтением преодолевается чтением, боязнь не понять — погружением в текст…» Как быть с этими заявлениями? Ты что, наплевал на них?

— …