Школьные тайны и геометрия первой любви. Американские приключения русской учительницы

Мужчина проглатывал слёзы, как будто это могло их остановить. Заговорить, ответить – не получалось. Неведомый ему ранее страх сжал грудь Дерека. Ведь если он не ответит, – она, его девочка, подумает, что не нужна ему. Он захлёбывался собственным дыханием и не знал, что делать.

Наконец, он просто разрыдался в трубку. Как ребёнок, который не находит слов. И она поняла и тоже заплакала.

– Я тебя жду, – только и смог выговорить отец.

– А я тебя, – хлюпая носом, ответила дочка.

Я узнала об успешном окончании операции от Лины. Они с Саният сразу мне позвонили, как только стало ясно, что обе бандитские группы, в Калифорнии и в Мексике, обезврежены. Мама с дочкой были до предела уставшими, но довольными тем, что их помощь так пригодилась. Теперь в больнице будет долго работать прокуратура, выясняя судьбу десятков исчезнувших новорождённых младенцев. Я поделилась с Линой последними новостями. Она не удивилась и только со смехом сказала:

– Я давно чего-то подобного ожидала. Только не знала, где и когда это произойдёт. Ты у нас известная «вольнодумица».

Слово звучало потешно, и мы посмеялись над ним, надо мной и над «свободой слова» в Америке. Разговор принёс мне облегчение. Любая возможность поговорить на родном языке, когда мы за границей, – это как сеанс самой сладкой релаксации. Ты как бы возвращаешься к самой себе и в себя же погружаешься. Короче говоря, полная перезагрузка.

Позже к вечеру позвонил шериф.

– Миссис Ти! У нас тут необычная девочка на попечении оказалась. Из Гватемалы. Её Дерек в Мексике обнаружил. Уникальный ребёнок! Вы не могли бы посоветовать, где и как найти ей хорошие, добрые руки? Она нам операцию завершить помогла, так что мы будем ходатайствовать о гражданстве для неё. Но вот как бы ни ошибиться с тем, куда её до 18 лет определить. Что скажете?

– Шериф! Я сейчас сделаю пару звонков и сообщу Вам. Хорошо?

– Добро! Она сейчас у нас дома. Отъедается и всё норовит всю домашнюю работу за жену сделать. Благодарность, так сказать, выразить. Изумительный ребёнок!

Я закончила разговор и, не раздумывая, достала из сумки визитную карточку профессора В. Г. Долгих объяснений не потребовалось. Этот замечательный человек коротко сказал, что завтра утром будет у шерифа в офисе. Просил захватить чикиту с собой. Как я и надеялась, он заверил, что найдёт для неё место в детском доме на «Горе чудес». Тем более, что дети из Непала скоро эту территорию добра и любви покидали.

Я ни разу не упоминала о своей работе, которая в моём трудовом «меню» числилась как «экстра». Я дежурила как психолог, как сиделка и как «громоотвод по совместительству» в доме очень богатой, такой же вредной и патологически русофобской дамы. Звали её Найоми. Каждое начало моей ночной смены мне сообщалось, что у неё на счету двадцать шесть миллионов долларов. Каждое прощание с ней по утрам было самым светлым моментом в моей трудовой жизни.

Подробности моих с ней ночных бдений я опишу читателям в третьей части книги. Там есть что описывать!

Здесь же хочу заметить, что практика общения с ней оказалась настоящим психологическим тренингом. Очень успешным для нас обеих. И когда пришло время расставаться, она плакала и даже… Мне неловко об этом писать, но целовала мне руки.

Я вынесла много полезного из этого мучительного, до предела изнуряющего мои силы опыта. Главным было то, что всегда надо найти что-то в человеке, за что его можно любить и многое ему простить. Так что с этой работой мне повезло. Не повезло американскому правительству. Налоги я из своей приличной зарплаты не отчисляла. Сын Найоми представил меня налоговым службам как родственницу. И все вопросы были сняты.

Глава 39. Счастливая и завершающая

Дерек её увидел сразу. Она оказалась именно такой, какой он её себе и представлял.

Темноволосая, большеглазая, готовая рассмеяться и расплакаться одновременно. Девушка нерешительно, робко озираясь, прошла через стойку досмотра и остановилась.

Головка, правильную форму которой подчёркивали совсем неправильно распушившиеся от ветра тёмные блестящие волосы, казалось, готова была выскочить и отделиться от изящной длинной шеи – так сильно она её вытягивала наверх.

Наконец, она его заметила. Но не побежала. Не закричала. А испугалась! Испуг так ясно читался в глубоких, не по возрасту умных и чуть печальных глазах, что Дерек боялся сдвинуться с места. Он никогда не был отцом. И он не знал, что в подобной ситуации хороший отец должен делать.

Так они и стояли, ежеминутно разделяемые десятками чужих лиц, объятий, слёз и поцелуев.

Ламентия, наконец, преодолела себя и двинулась неловко вперёд.

Дерек не отрывал от неё глаз. Но что было в его собственных – он прочитать не мог. И дико волновался, что там, в их глубине, она может заметить смятение, растерянность и страх, и за ними не увидеть любви.

И тогда он решил убежать. Он бежал от своих сомнений и угрызений совести. От ужаса одиноких комнат и сердечной пустоты. И когда, запыхавшись, он добежал до Ламентии, в его глазах осталась только любовь. Та, которой слишком много для одной жизни.