Школьный бунтарь

— Как будто ты понял, что это может быть забавно — пытаться со мной замутить. Как будто ты увидел сломленного, уязвимого человека, который просто пытается пережить свои последние дерьмовые, несчастные дни в школе, и ты подумал про себя: «хм, выпускной еще далеко, Алекс. Может быть, тебе стоит поиграть с этой девушкой как с источником развлечения, чтобы побороть свою эгоистичную гребаную скуку».

Он стоит совершенно неподвижно, застыв на месте. Единственное небольшое движение, которое Алекс делает — это медленно поднимающиеся плечи. Как всегда, он выглядит раздражающе равнодушным к тому, что я только что сказала. Его взгляд по-прежнему тверд, непроницаем и отстранен. На один безумный, ужасный миг мне хочется сейчас взять один из едва ли использованных инструментов папы и разбить им его голову. По крайней мере, это было бы приятно, и я почувствовала бы некоторое облегчение на мгновение, прежде чем раскаяние подействовало бы на меня.

— Ты думаешь, что ты такой чертовски умный, да? — Огрызаюсь я. — Тебя ничто не трогает. До тебя ничего не доходит. Ты же... ты же...

— Я что?

— Ты пустота, Алекс. Огромная, чертовски красивая, черная дыра, которая засасывает в себя все и ничего не дает взамен. Никогда. Даже проклятый дневной свет не может убежать от тебя. Темное облако следует за тобой, куда бы ты ни шел. Это невозможно пропустить. Ты видишь все. Ты судишь обо всех. Ты думаешь, что знаешь все. И под всем этим ты ничего не чувствуешь.

В самый первый раз на его лице промелькнула легкая вспышка эмоций. Впрочем, я его не разозлила. Его самообладание не дрогнуло даже на мгновение. Алекс выглядит просто... смущенным. Осторожными, размеренными шагами он приближается ко мне, и во мне начинает пускать корни зерно страха. Что... что, черт возьми, он собирается делать?

— У меня вспыльчивый характер, — выдавливает он из себя. — Ужасно. Я должен был овладеть им давным-давно, иначе он овладел бы мной. Так что, да. Я точно не самый реагирующий человек, с которым ты когда-либо общалась. Но это не значит, что здесь ничего не происходит, — говорит он, постукивая себя по голове. — Я вовсе не надменный. Я не холодный. Не отстранённый. Я воспринимаю. И я все чувствую, Сильвер.

Он делает паузу, и в его глазах тлеет незнакомый оттенок неуверенности. Похоже, Алекс борется сам с собой за то, что скажет дальше. Затем он говорит быстро, торопливо выговаривая слова, как будто хочет изгнать их из своего тела, прежде чем передумает.

— Ты совершенно права. Я сказал тебе, что ты была средством для достижения цели в том туалете, что ты меня не интересуешь, и это было неправдой. Но я вовсе не пытаюсь использовать тебя в качестве источника развлечений. Пытаюсь разобраться в тебе. Ты меня заинтриговала.

— Ради всего святого, чем я могла тебя заинтриговать?

Он не пропускает ни одной секунды.

— Потому что ты все еще стоишь. Потому что после всего, через что ты прошла, ты ни хрена не сломалась.

Теперь он так близко ко мне. Ближе, чем когда-либо прежде. Я нетвердо стою на ногах, и сердце бешено колотится о ребра, как будто оно пытается вырваться из своей клетки и сбежать с места преступления.

— Сила притягивается к силе, Сильвер, и я думаю, что ты можешь быть самым сильным человеком, которого я когда-либо встречал. — Его теплое дыхание скользит по моей ключице, и дрожь, которая следует за этим, не просто скользит по моей коже, она проникает глубоко в костный мозг. Мучительно медленными движениями Алекс осторожно протягивает руку и берет локон волос, выбившийся из моего небрежного хвостика. Парень нежно наматывает его на кончик пальца, зрачки расширены, губы приоткрыты, он сосредоточен на своем пальце и моих волосах, которые обернуты вокруг него. Он шепчет следующие слова:

— Дело не только в этом. Еще я думаю, что ты самое прекрасное создание, которое мне когда-либо посчастливилось увидеть своими собственными глазами. Я наблюдаю за тобой так же, как ты за мной... и я не могу отвести взгляд.

Боже...мой.

Мне семнадцать лет. Мир вокруг меня меняется так быстро, что я боюсь никогда не найти свое место в нем. Всего несколько коротких лет назад я была так уверена во всем. Мне нравились бойсбэнды, лошади, рисование и игра на гитаре. А потом, почти в одночасье, уже ничего нельзя было сказать наверняка, и то, что считалось правдой, перестало быть ею. Как будто я была гусеницей, счастливой, обучающейся и растущей, а затем без предупреждения начала превращаться во что-то другое. Однако у меня не было ни куколки, ни кокона, чтобы спрятаться внутри, в безопасности, пока я не буду готова снова появиться в этом мире, новая, свежая и завершенная. Нет, все мои превращения происходили открыто, публично, на всеобщем обозрении, и этот процесс был ужасен.