Школьный бунтарь (ЛП)

Алессандро Моретти медленно наклоняется и упирается локтями в борт Новы, изогнув темную бровь. Его нижняя губа втягивается в рот. Кожаной куртки нигде не видно, хотя на улице чертовски холодно и, похоже, начинается дождь. Быстрые, умные, требовательные карие глаза встречаются с моими, и я реагирую, заикаясь, произнося неразборчивые слоги, которые не имеют никакого смысла.

— Что… как… делать… какого. Тыыыы... — я качаю головой, вскидывая руки в знак поражения, когда у меня заканчиваются потенциальные стартеры предложений.

Между его угольно-черными бровями появляется глубокая морщинка.

— Non sembrava Italiano. Doveva essere Italiano? (* итал. «Это не было похоже на итальянский. Это было по-итальянски?»)

Я только моргаю, глядя на него.

— Прошу прощения?

Его губы сжались, рот приподнялся с одной стороны. Мне кажется, или он выглядит странно разочарованным? Его глаза не просто карие, они полны корицы, золота, меда и карамели теплого оттенка. Так как же, черт возьми, они каким-то образом умудряются выглядеть холодными, когда его взгляд скользит по внутренней части машины, останавливаясь на гитарном футляре, который лежит на заднем сиденье. Алессандро пыхтит себе под нос, потом отходит от окна.

— Не важно, — говорит он по-английски.

Парень разворачивается и уходит, его серая футболка, забрызганная дождем, прилипает к спине, а я остаюсь смотреть ему вслед с открытым ртом.

Не важно?

Что это значит?

Неужели я только что провалила какой-то тест? Он спрашивал меня, говорю ли я по-итальянски или что-то в этом роде; я услышал слово «итальяно» два раза подряд довольно быстро. Но чтобы вот так просто сбежать, когда я ничего не понимаю? Это похоже на хреновый ход. Мысленно я высовываюсь из окна и кричу ему вслед под дождем: называю его мудаком и спрашиваю его, какого черта ему было нужно. Но на самом деле я этого не делаю, потому что я трусиха. Чертовски пугливая…

Вот черт.

Он уже развернулся. Возвращается.

Я откидываюсь на спинку сиденья, скользя вниз по кожаной обивке, но затем заставляю себя сесть прямо, когда парень подходит к окну.

— Почему ты не говоришь по-итальянски? — требует он ответа.

— Прошу прощения? Я и не знала, что теперь это обязательно.

— Твоя фамилия Париси, верно? Так тебя называл Клайн.

— Ну и что? — Я не совсем понимаю, к чему он клонит, но его невероятно глубокий голос звучит грубо от гнева. Какого черта он так разволновался?

— Кто? Кто в вашей семье итальянец?

— Могу я спросить, в чем дело, пожалуйста?

— Я пытаюсь осознать тот факт, что у тебя есть родственник итальянец, который ни капельки не учил тебя этому языку.

— Послушай, я не очень заинтересована в этом... культурном позоре или... чем-то еще. Я просто... пойду ... — я начинаю закрывать окно. Нова была выпущена в 1969 году, а это значит, что мне приходиться делать это вручную. Я уверена, что выглядела бы намного круче, если бы могла просто нажать кнопку и заблокировать его электронным способом, но застряла с тем, что у меня есть.

Сейчас дождь идет гораздо сильнее. Большие жирные капли воды взрываются на ветровом стекле, заслоняя неясные серые очертания одноэтажного школьного здания, притаившегося на другой стороне стоянки. Я прекрасно вижу фигуру Алессандро, когда он обходит машину спереди, обходит со стороны пассажира, открывает дверцу и...

...и садится в машину!

— Что ты делаешь?

— Я не езжу на мотоцикле под дождем, — громыхает он, как будто этого ответа достаточно.

— Я могу это оценить. Мотоциклы опасны и в хорошую погоду. Я хотела сказать, что ты здесь делаешь, зачем ты залез в мою машину?

Парень показывает на школу.

— Это лучше, чем ждать непогоды в тюремном блоке.

— Послушай, я знаю, что ты новенький и все такое, но ...

Он поворачивается ко мне лицом. Его проклятая футболка промокла насквозь, теперь она более темного серого цвета на плечах и на груди. По шее стекают ручейки воды, впитываясь в хлопчатобумажный воротник. Боже, как же он пахнет? Легкий, свежий запах заполнил машину, как чистое белье и мыло. Но это мужской запах, дразнящий мой нос, заставляющий меня наклониться вперед…

— Это была ты, в прошлую пятницу. В коридоре. Наблюдала за мной, — заявляет он.

— Я не наблюдала за тобой. Просто услышала голоса.

— А потом ты стояла там, в тени, и смотрела на меня. Ты же слышала, какой я плохой мальчик.

— Что тебя чуть не посадили в тюрьму? Да. — Я не думаю о своих ответах, прежде чем их дать. Просто говорю первое, что приходит мне в голову. Если я начну анализировать то, что собираюсь сказать, или попытаюсь быть умной, мои слова застрянут в горле, и я закончу тем, что споткнусь о каждую гласную и согласную, или, что еще хуже, вообще не смогу издать ни звука.

Вылезай из машины. Вылезай из машины. Черт возьми, Алессандро Моретти, вылезай из моей машины прямо сейчас.