Школьный дневник Петрова-Водкина

– Наталья Григорьевна, а почему вы написали, что нет такого слова «велик»? – поднял руку Петров.

– Да, мне тоже это написали, – с места добавил Рыбин.

– И мне, и мне, – откликнулись еще несколько пацанов.

– Есть слово «велосипед» в русском языке, а слово «велик», это разговорное, его нельзя употреблять в письменной речи, – пыталась донести до учеников правильную мысль Натали.

– Если есть велик и на нем можно кататься или его можно как-то употреблядь в хозяйстве, значит и слово «велик» можно упобтреблядь, – попытался сформулировать новое правило Петров, утрируя главное во всех правилах русского языка слово.

– Петров, успокойся, – русичка не смогла найти более весомый аргумент. – В разговоре с друзьями вы можете употреблять это слово, но не в изложении, – настаивала она на своем.

«Эти правила – вообще уже», – буркнул себе под нос Петров, но вслух продолжать дискуссию не стал. Наталья Григорьевна решила, что инцидент исчерпан.

– Тема сегодняшнего урока «Как написать письмо». Запишите в своих тетрадях число, «Классная работа» и тему урока, – заторопилась Наталья Григорьевна, пытаясь нагнать упущенные минуты.

Петров слушал объяснения учительницы про то, что в письме обязательно должна быть выдержана структура – обращение, начальная часть, основная часть и заключение или прощание. О том, как важно правильно написать адрес на конверте Петров знал и без этого – читал рассказ Чехова про Ваньку Жукова. А вот, что письмо лучше писать в хорошем настроении, с этим Петров не был согласен: «Разве у Ваньки Жукова было хорошее настроение, когда он писал дедушке? Да его всегда и везде шпыняли и били даже. И селедкой в харю. Разве так можно, селедкой-то?». Посторонние мысли периодически уводили Петрова от скучной темы урока.

Что чужие письма читать нельзя, это Петров тоже понимал. Мало кому приятно, если кто-то перехватит и прочитает твою записку, например. Петров вспомнил, как на ботанике Ива перехватила их переписку с Ковалевой. Он написал, что у мальчишек стержневой корень, а Ковалева написала – а у девчонок мочковатый. «Всего-то. А Ива аж пятнами пошла, когда прочитала», – мысли Петрова опять были далеки от русского языка.

Наталья Григорьевна упомянула про марки – о том, что помимо своего главного предназначения оплачивать пересылку письма, марки часто выглядят как миниатюрные картины – «художественные миниатюры» – и являются предметом коллекционирования. Коллекционеров марок называют филателистами. Петров с Рыбиным понимающе переглянулись.

Года два назад, будучи с мамой на почте, Валька увидел потрясающей красоты набор марок, выпущенный к 100-летию Ленина, и в нем вдруг проснулся интерес к этим маленьким картинкам. Сделаны они были, как правило, с большим вкусом и выпускались очень часто небольшими сериями, составляющими вместе целый рассказ на какую-нибудь тему. Нельзя сказать, что новое увлечение поглотило его полностью, но за два года у него сложилась небольшая, в пару сотен марок, коллекция, умещавшаяся в два кляссера, – таким смешным словом назывались специальные альбомы с прозрачными кармашками для хранения марок.

Другими непременными инструментами филателиста были тоненький пинцет для того, чтобы можно было аккуратно вытягивать марку из кляссера, и лупа, через которую можно было рассматривать самые маленькие детали и читать надписи на марках. Но если лупа являлась непременной частью арсенала любого мальчишки, то настоящий металлический пинцет был вещью совершенно необычной и редкой и Петрову пришлось смастерить самодельный пинцет для марок из двух обструганных и ошкуренных палочек для мороженного. Без пинцета было никак не обойтись, не дай бог повредишь зубчики у марок. «Зубчики – это самое важное в марках. Повредишь один зубчик – и все, хана, можно марку выбрасывать», – учил Петрова Рыбин, имевший стаж филателиста на полгода больший, чем у Петрова.

Бессистемное поначалу коллекционирование, со временем, в результате многочисленных обменов, стихийно упорядочилось в соответствии с несколькими темами: искусство, архитектура и Ленин. Отечественные марки с Лениным были самыми красивыми и нарядными и стоили дешевле, чем импортные болгарские или кубинские. Валька даже хранил дубликаты нескольких самых красивых марок с Лениным для обмена, но спроса на них почему-то не было. Но настоящим украшением Валькиной коллекции был набор из одиннадцати вьетнамских марок, повествующий о военных подвигах вьетнамского народа. На них вьетнамские партизаны готовили капканы и западни в джунглях, стреляли во врага из пулеметов, пушек и луков, громили американские танки, брали в плен американских солдат и отдыхали после боев возле своих хижин. Несмотря на то, что эти марки не подходили ни к одной из основных тем в Валькиной коллекции, они почему-то были самыми любимыми. Рыбин предлагал за них три серии кубинских марок с детскими рисунками, космическими спутниками и Лениным, но Валька пока не был готов расстаться со своими вьетнамцами.

– Петров, где ты витаешь? Мы уже работаем над заданием, – голос Натальи Григорьевны вернул Петрова в класс.