- Привет, - рассеянно сказала я, провожая Никиту задумчивым взглядом.
- Чего он хотел? – спросил Женька и снова меня за рукав дернул. Внимание привлекал, должно быть.
- Опять допрос? – изумилась я и на Каширского возмущенно воззрилась. Возмущение, впрочем, тут же сменилось беспокойством.
- Что с тобой? – воскликнула я, разглядывая уставшее лицо и покрасневшие глаза.
- Что со мной? – дернул плечом Каширский и, взяв меня под локоть, повел по коридору.
- У тебя глаза…красные! – пробормотала я испуганно.
- Ужас какой! – поддразнил меня Каширский и, хмыкнув, негромко добавил, - Папе моему не говори, умоляю.
- Не смешно! – я резко остановилась с самым суровым видом, хотя шутку его прекрасно поняла. Отец Каширского работал…наркологом. Он нам в девятом классе по просьбе администрации школы цикл лекций прочел про снаффы, снюсы и прочие гадкие наркотические вещества. Особый упор делал на внешних признаках начинающего наркомана: невозможность концентрироваться, сонливость, сухость во рту, а, значит, частые глотательные движения, ну, и, разумеется, раздраженная слизистая оболочка глаз. Мы после этого всем классом ещё полгода к Каширскому в гости ходить боялись. Не потому, что к наркотикам (даже слабым) неравнодушны были (у нас в школе с этим строго, да и показанные жуткие фото наркоманов произвели впечатление), а потому что практически все постоянно сидели в телефонах и компьютерах, в том числе и ночами, и оттого часто очи имели покрасневшие, а взгляд - замутненный.
Так что вид изможденного Каширского меня потряс: он перед папой так никогда не рисковал.
- Женя, я серьезно, - сказала я, но губу всё-таки прикусила: замечание про его папу было действительно смешным.
- Всё в порядке, Анжел, - отмахнулся Каширский и подтолкнул меня к кабинету.
А я подумала: раз вампир ко мне домой, как к себе, заходит, то, значит, и мои друзья остались без защиты, так ведь?
- Что-то случилось? Расскажи! – настаивала я, - Женя! Почему ты улыбаешься?
- Ты обо мне беспокоишься, - довольно пояснил Каширский.
- Да ну тебя, - фыркнула я, отворачиваясь, и Женька быстро меня приобнял.
- Я с трех утра доклад на школьную научную конференцию делал, - сказал он.
- Зачем это? – удивилась я: не замечала как-то раньше за Каширским такой самоотверженной склонности к научной работе, да и школьная конференция состоится только зимой, - Ты не мог заснуть?
- Мог, но очень не хотел, - хмыкнул Женька, и мы вошли в кабинет.
- Почему? – спросила я и нахмурилась, - Плохой сон, да? Какой?
- Анжел, - Каширский потянул у меня с плеча рюкзак и аккуратно поставил его на стул, - Мои сны – мое личное дело.
- Ах, вот как! – пробормотала я, не зная, обижаться мне на такое заявление или нет: в конце концов, я Каширского за допрос ругала, а сама сейчас чем занимаюсь? Да, но у меня-то к ночным кошмарам профессиональный интерес!
- Анжел, не обижайся, - просительно протянул Женька.
- Не буду, - буркнула я и стала учебники из рюкзака вынимать, готовясь к уроку.
- Анжел, пожалуйста! - Каширский осторожно прикоснулся к моим волосам и вздохнул, признаваясь, - Мне снилось, что ты с ним целуешься.
- С кем? – не поняла я.
- С вампиром из парка, - сказал Женька. Моего застывшего лица он не видел, потому продолжил, - Всё одно и то же. Проснусь в холодном поту, засну…ты опять его целуешь. Снова и снова. Просто наваждение какое-то. А я стою и смотрю. А он…он улыбается.
- Анжел, прости, - Женька легонько погладил меня по кончикам волос, - Я понимаю, что глупость…но…трижды за ночь один и тот же сон, это уже как-то чересчур, нет?
- Чересчур, - сглотнув, согласилась я и обернулась, - Ты меня тоже прости. За допрос. Это действительно личное.
- Ничего, - улыбнулся Каширский, - У меня от тебя тайн нет.
Я слабо улыбнулась в ответ и промолчала: потому как у меня, Женя, от тебя секреты есть.
- Всем привет! – Маша опустила свою сумку на соседний стул, - О, красноглазый Каширский! А чего в школе? Папа тебя ещё сдавать анализы не послал?
- Маша? – удивилась я. Вопрос, хоть и был э-э…обоснованным, но прозвучал зло и грубо.
Скулы на худощавом лице Каширского обозначились резче.
- В чем проблема? - сухо спросил он.
Подруга моргнула.
- Извините, - негромко и растерянно сказала она, потерев лоб.
Прозвенел звонок, и Женька, сжав мне на прощанье руку, отошел к своей парте.
- Маша? – повторила я, усаживаясь.
- Прости, - сказала подруга, - Увидела, как он с утра возле тебя вертится, и… сама не понимаю, что на меня нашло. Мир?